Потом до него дошло. Он слегка дернулся, поднял голову и уставился на противника широко раскрытыми глазами.
— Э, да вы, я вижу, коварный махинатор, — уважительно произнес он. — И где вы научились таким чертовским хитростям?
— Меня научил этому старший брат, — ответил Грей, утратив присущую ему осторожность в приливе восторга от своего успеха: обычно он выигрывал у Фрэзера три раза из десяти, поэтому победа была особенно сладка.
Фрэзер хмыкнул и, вытянув длинный указательный палец, аккуратно опрокинул своего коня.
— Ну, от такого человека, как лорд Мелтон, вполне можно ожидать чего–то подобного, — небрежно сказал он.
Грей застыл. Фрэзер заметил это и вопросительно выгнул бровь.
— Ведь вы имели в виду лорда Мелтона? — спросил он. — Или, может быть, у вас есть еще один брат?
— Нет, — ответил Грей. Его губы слегка онемели, возможно из–за крепкой сигары. — Нет, у меня только один брат.
У него снова сжалось сердце, но отнюдь не от восторга. Неужели чертов шотландец все это время знал, с кем имеет дело?
— Наша встреча была в силу обстоятельств довольно краткой, — сухо сказал шотландец. — Но незабываемой. — Он поднял свой бокал и сделал глоток, глядя на Грея. — Может быть, вы не знали, что я встретил лорда Мелтона на Куллоденском поле?
— Знал. Я сам сражался при Куллодене.
Все удовольствие Грея от победы испарилось. Он почувствовал, что его слегка мутит от дыма.
— Правда, я не думал, что вы вспомните Хэла или что вам известно о нашем родстве.
— Поскольку именно этой встрече я обязан жизнью, я вряд ли ее забуду, — сказал Фрэзер.
Грей поднял глаза.
— Если меня правильно информировали, при той встрече вы к нему особой благодарности не испытывали.
Губы Фрэзера сжались, но тут же расслабились.
— Верно, — тихо ответил он и невесело улыбнулся. — Дело в том, что ваш брат упорно не желал меня расстреливать. Вбил себе в голову, что обязан оставить меня в живых, а я в то время не был склонен благодарить кого–либо за подобную услугу.
— Вы хотели, чтобы вас расстреляли?
Грей поднял брови.
Взгляд у шотландца был отсутствующий — он смотрел на шахматную доску, но явно видел нечто иное.
— Наверное, у меня была на то причина, — сказал он тихо. — В то время.
— Какая причина? — спросил Грей и, поймав на себе пристальный взгляд, поспешно пояснил: — Не сочтите этот вопрос за дерзость, просто мне и самому в то время приходилось испытывать схожие чувства. И потом, из того, что вы говорили о Стюартах, у меня не сложилось впечатления, будто поражение их претендента могло ввергнуть вас в безграничное отчаяние.
Фрэзер слабо улыбнулся и кивнул в знак согласия.
— Среди нас было немало сражавшихся из любви к Карлу Стюарту или из чувства верности к нему как к единственно законному королю. Но вы правы, я не принадлежал ни к тем ни к другим.
Больше он ничего пояснять не стал, и Грей со вздохом уставился на шахматную доску.
— Я сказал, что в то время испытывал те же чувства, что и вы. Я потерял одного друга при Куллодене, — сказал он, сам удивляясь, с чего это ему приспичило завести разговор о Гекторе именно с этим человеком, шотландским воином, прорубавшим себе путь через поле смерти. Возможно тем самым, чей меч…
И вместе с тем он не мог молчать, ведь ему не с кем было поговорить о Гекторе. Самым сокровенным он мог поделиться только с этим узником, который никому не перескажет его слов.
— Он… Хэл, мой брат… заставил меня пойти и посмотреть на тело, — вырвалось у Грея.
Он посмотрел вниз, на свою руку, на которой, выделяясь на фоне кожи, светился темно–голубой сапфир Гектора, похожий на тот, что нехотя отдал ему Фрэзер, только поменьше.
— Он сказал, что я обязательно должен на него посмотреть, что, пока я не увижу его мертвым, я никогда по–настоящему не поверю в это. Если я не пойму, что Гектор, мой друг, действительно ушел, я буду страдать вечно. Когда я увижу его и пойму это, я, конечно, предамся скорби, но она минует — и все забудется.
Он с вымученной улыбкой посмотрел на Фрэзера.
По большому счету, Хэл, конечно, был прав. Но не совсем. Может быть, со временем он и оправился от потери, но забыть все равно не мог. Разве можно забыть Гектора, каким он увидел его в последний раз, неподвижно лежащим в свете раннего утра с восковым лицом — длинные темные ресницы покоились на его щеках так же, как когда он спал? Или зиявшую рану, которая наполовину отделяла его голову от тела, выставляя напоказ дыхательное горло и большие кровеносные сосуды шеи?
Они сидели молча. Фрэзер ничего не сказал, только поднял свой бокал и осушил его залпом. Не спрашивая, Грей наполнил оба бокала в третий раз и удобно устроился в кресле, с любопытством глядя на гостя.
— Вы находите свою жизнь очень обременительной, мистер Фрэзер?
Шотландец поднял глаза, встретил его взгляд, долго молчал, но, видимо, не обнаружив никакого подвоха, а только чистое любопытство, позволил себе расслабиться. Он откинулся назад, медленно раскрыл правую ладонь и стал сжимать и разжимать кулак, разминая мышцы. От Грея не укрылось, что рука была когда–то повреждена — были заметны шрамы, а два пальца не разгибались.