Путешествие без карты

Первый день Рождества начал в 11 часов утра с бутылки шампанского в качестве лекарства с похмелья. За ленчем — передача всеимперской радиослужбы и довольно мрачная речь короля. Обед с грандиозным меню. Закуски, суп, жареная мерлуза, консервированная спаржа, жареная индейка и чиполатас, плам — пудинг, грейпфрутовое мороженое. Как в мирное время. Тосты за короля, за Черчилля, за Рузвельта (для У.), за Сикорского (для поляка) и пр. Потом капитан, помощник и старший механик удалились в курительную. Застенчивый офицер — резервист пытался пропеть псалмы (единственное, что он знал), но атмосфера для этого была не очень-то подходящей. Поиграли в фанты — загадки. В полночь, по традиции, спели «За счастье прежних дней» и разошлись — после чего я обосновался за шахматами с поляком. Тоска по дому меньше, чем можно было бы ожидать. Наверное, из-за выпивки. Около пяти утра был разбужен взрывом: подумал было, что досталось какому-то из судов конвоя, но это мог быть и порыв ветра при перемене курса.

26 декабря

Не о чем писать, одолевает сонливость. Даже конвой наш как-то повыдохся — поблекший как никогда, и никаких разноцветных флажков.

27 декабря

Старший стюард совсем раскис. В прошлый раз его торпедировали на этом самом месте: в девяти днях пути от Фритауна. Они потеряли семь судов за три ночи, его судно было последним. Не следует упускать из виду наличие таких вещей, как морские проходы в Атлантике, но между Дакаром и Фритауном африканский континент образует выступ навстречу аналогичному бразильскому выступу, и эта часть океана — раздолье для вышедших на охоту подводных лодок. Разумеется, ни один моряк не сомневается в том, что эти подлодки пользуются базой в Дакаре — что бы ни говорили политики.

Все теплее и солнечнее. Читаю «Серого кардинала» Хаксли — с неожиданным удовольствием.

Вечером вот уже третье шлюпочное учение. После этого на палубе почти никого, хотя вечер прямо-таки благоуханный. Не знаю, один ли я все время нахожусь в напряжении или то же испытывают и остальные.

28 декабря

День рождения дочери. Шампанское в ее честь перед ленчем и вечером две бутылки кларета. Затем — вечеринка в каюте старшего стюарда. Такое ощущение, будто избавляешься от воздействия наркоза; чувствую, что начинаю бояться одиночества, которое ожидает меня после окончания плавания. Начисто отказался от джина — от него такая тоска.

29 декабря

Жару и впрямь включили на полный ход. Весь день идем очень медленно — предположительно к месту сбора. Ночью — как повелось — снятся кошмары: снова во тьме, в ловушке.

30 декабря

Авария на флагманском корабле. С ним остается один из кораблей сопровождения. Говорят, что мы примерно на широте Дакара.

С полудня ужасно жарко. Читаю на палубе. «Зло под солнцем» Агаты Кристи и Рильке. Словно самый обычный, преисполненный лени день морского плавания мирного времени. Невозможно избавиться от ощущения, что сейчас мир и ты отдыхаешь, и тут же возникает мысль, что в любой момент может раздаться взрыв.

Собираемся перед ленчем и перед обедом в каюте стюарда. Обычные истории из жизни Западного побережья разрастаются, как растения с приходом тепла. Вспоминают случаи восьмилетней давности. О хирурге, который, вырезав из груди девушки — негритянки опухоль, бросает ее собравшимся в ожидании родственникам: «Вот вам эта подлюка».

Матросы — негры частично получают жалованье рисом — сколько-то жестянок из-под табака в день. Они настаивают, чтобы именно такая жестянка служила меркой, не догадываясь, что стоит слегка надавить большим пальцем на донышко, и порция риса всякий раз будет чуточку меньше.

Красный, страдающий от запоров мичман морской авиации, слоняющийся по палубе с мрачным, преисполненным серьезности видом, но при этом в белых перчатках. «Как-то у меня это длилось 17 дней», — говорит он.

31 декабря

Вчера, кажется в 10 вечера, всеобщее изумление вызвал вид не то острова, не то судна, сверкающего огнями на горизонте. Свет в нашем следовании при полном затемнении — это почти из Жюля Верна. Явление оказалось испанским или португальским лайнером [121]— первые огни вдалеке, увиденные нами с тех пор, как мы расстались с землей.

Флагманский корабль нагнал нас вскоре после завтрака, и туг же появился первый признак земли, первый признак Западного побережья — не какая-нибудь там морская птица, а «Сандерленд», гидросамолет противолодочной разведки. Так радостно было его увидеть — словно до этой минуты мы были совершенно затеряны в пустынном море.

В эту ночь снова приснился кошмарный сон. Мой друг проводит хлебным ножом по горлу и режется. Он оттягивает полуотрезанный лоскут, чтобы посмотреть, насколько сильно он порезался. Я отвожу его в больницу и вижу, как женщина в автомобиле сбивает на тротуаре мальчика в возрасте моего сына, а затем нечаянно на него наступает. Содранная кожа обнажает красное, кровоточащее яблоко щеки.

Конвой внезапно меняет курс, и на мгновение кажется, что нас бросили. Резкое чувство одиночества.