Чиптомака потянул носом, но запах чувствовал только свой - помет, в котором он перемазался, еще не успел даже засохнуть. Лэпхо поднялся, еще раз огляделся. Вроде бы никого нет, но теперь, когда он снял ожерелье, чувства больше не были такими острыми.
- Ты никого там не видел, Салакуни?
- Мне привиделся белый демон! - рявкнул воин. - Не стой, отгребай землю! Надо спешить, или он заберется на дерево и тогда придется его срубить!
- И-эмма, не принимай так близко к сердцу... - старик понял, какую глупость сказал, и торопливо принялся помогать. - Бурундук, сын вонючего терка, и-эмма, отдай нам не свое!
- И помолчи! Где Ларимма? Я беспокоюсь о ней.
- Женщины глупы, - пожал плечами лэпхо. - Мало ли что пришло ей в голову? Хотя думаю, по своей воле она бы от тебя не оторвалась, и-эмма!
- Это плохо. Бурундук залез между корней... Вот что, старик, иди-ка пока поищи ее. Все равно мне придется здесь долго возиться.
Глава двенадцатая
Гуоль и шанты
Кипауси, проследив за Салакуни, и убедившись, что тот по крайней мере знает, где искать амулет, отступил в джунгли. Его тело, над которым еще в утробе матери потрудились черные маги Нечистого, не знало ни усталости, ни голода. Верховный жрец принимал пищу шесть дней назад - вполне достаточно, чтобы в течении еще двух-трех недель ни о чем не беспокоиться.
Не желая попадаться на глаза воину, Кипауси присел на землю. Что-то мешало ему. Гуоль! Занятный инструмент, звук из которого исходил после того, как тронешь пальцем одну из четырех струн. Тогда он поет необычайно красивым голоском, постепенно все тише, и все-таки слушать можно очень долго. Интересно, почему люди озерной страны не догадались сделать такую вещь? Тамтамы помогают им петь и плясать, но не поют сами.
Кипауси рассеянно провел пальцем по струнам. Жаль, что прежде у него не было гуоля, тогда долгие годы, прожитые почти в полном одиночестве, не казались бы так томительны. Немногочисленные молодые братья, как они когда-то сами себя называли, получали немного удовольствия от общения друг с другом, еще меньше - с окружающими их чернокожими, "червями".
Колдовство Темного Братства навсегда отрезало жрецов от их народа, и цвет кожи - самое малое, что их различало. Чернокожие больше всего на свете любили простые радости: еду, пьянящую киншасу (вообще никак не действующую на жрецов), бессмысленные соития, ночные пляски под ритмичные удары тамтамов. Ни Кипауси, ни другие братья не получали от всего этого никаких удовольствий, а к размножению природным образом и вовсе были не способны. Может быть, жрецы нашли бы свой интерес в служении Нечистому Хозяину, для этого достаточно просто надеть амулет. Через довольно короткое время человек готов убивать ради власти, ради малейшей возможности возвыситься. Настоящие темные братья никогда не жаловались на скуку... Но Кипауси казалась отвратительной сама мысль подчиниться своему предназначению. Тот, кто изуродовал их жизни, искалечил тела, сделал нелюдями, не дождется повиновения.
Сотни лет одиночества. Возможно, гуоль, рождающий тонкие, нежные эмоции, мог помочь братьям... Но теперь уже поздно. Их осталось двое, и Линчипари болен одной из тех лихорадок, что можно подцепить в джунглях и к которым абсолютно не восприимчивы нормальные черные люди. Черви. Сколько еще отпущено Кипауси? Наверняка не слишком много, организм явно слабеет, что-то в нем снашивается.
Зачем теперь гуоль? Кипауси осторожно повесил его на дерево, просунув веточку в углубление. Две струны крепко сжали ее, будто схватившись, а остальные тихонечко запели на слабом ветру. Верховный жрец еще немного постоял, прислушиваясь, потом решительно отвернулся. Нужно бросить еще один взгляд на гиганта, слугу Черной Луны, а потом осмотреть окрестности. Те двое, воры, могли бы помешать плану Кипауси еще больше, чем спир.
Жрец сделал несколько шагов в сторону дерева, где продолжал упорно и очень громко сражаться с упрямым бурундуком Салакуни, и едва успел присесть, чтобы не попасться на глаза бредущему навстречу старику. Лэпхо, посланный воином на поиски Лариммы, негромко ворчал и почти не смотрел по сторонам. Он так устал, что даже возможность появления нового спира, самого свирепого чудовища джунглей, его не уже не пугала.
- И-эмма, куда я попал и что мне теперь делать? Я пошел в джунгли за гуолем и теперь у меня нет гуоля. Я слишком далеко от берегов Квилу, и-эмма, чтобы вернуться туда... Мой единственный друг - раб демона. И-эмма, что...
Чиптомака уловил легкий звук. Натренированное ухо старого лэпхо вычленило его из шороха листвы, криков птиц, гудения насекомых. Это было похоже... Старик потряс головой и сделал несколько шагов, внимательно оглядываясь. Он сам себе боялся признаться, что столь нежный, поющий звук мог издать только гуоль.