– Вот именно, – опять вскипел Игорь, – тебя наняли за мамой присматривать, а ты ее одну дома оставила.
– И вам, Игорь Анатольевич, я тоже посоветовала бы найти билет, по которому вы сюда приехали. Там тоже должно быть указано время его продажи.
– Я была дома в Москве, – вступила в разговор до того молчавшая Полина, – моя домработница может подтвердить. Я всегда дома нахожусь, когда она приходит. Никуда не отлучаюсь.
Все пропустили её фразу мимо ушей.
– Чуднo. Вы же сказали, что остальных детей на момент смерти рядом с дачей не было, – удивилась Верочка, —так зачем всю эту бюрократию разводить?
– И не говорите, – птица-Валентина согласилась с ней, – она нас еще минут сорок мучала вопросами-ответами и их записями, после чего собрала бумаги и с видом человека, выполнившего свой долг, вышла из комнаты.
Бандит, спохватился, что кто-то чужой в двери, и, не разобравшись, куда идет, в дом или из него, выскочил из своего укрытия и, весело лая, попытался проводить «гостью» до калитки, но я строго так позвала его назад. Он ещё раз, для порядку, гавкнул и повернул в сторону дома.
«Дети» как-то сразу засобирались. Даже от чая с блинчиками отказались.
– И тут, должна вам признаться, я испугалась. Ладно, Агашка померла – естественный переход. Все там будем. Все в одну сторону идем, никому еще не удалось в обратную прогуляться. С ней всё понятно. А как тем-то, кто в этой жизни остался?
Посмотрела я на детей. Игорь снова в телефон полез. Петька с Павлушей как будто и не прекращали своего разговора. По всему видно, меж собой редко общаются, а когда встречаются – всё же близнецы, – есть у них, о чём поговорить.
– А со мной что теперь будет? Дом будете продавать, да?
– Не волнуйся, тетя Валя. Пока следствие, пока похороны… Потом всё равно шесть месяцев ждать до вступления в права наследования. Ещё неизвестно, – Петр хохотнул, – может эта чертова перечница, чтобы всем нам насолить, тебе дом отписала.
– Кстати, нотариус Борис Исаакович вчера говорил, что она там опять что-то в завещании изменила. Прошляпили мы наше наследство. Ой, нутром чувствую, прошляпили. Надо было её ещё когда недееспособной объявить и опеку оформить, а мы все тянули. Вот и дотянули, – не унимался Игорь.
– Между прочим, – Полина перестала плести косички из бахромы и, как бы вернулась в реальность, – следачка спрашивала все ли на местах. А где фигурки Морского Волка и Чертовой Перечницы?
Она встала и подошла ближе к витрине.
– Поленька, – я даже приобняла её за плечи, – так они же, солонка с перечницей, никогда в витрине и не стояли. Мы ими всё время пользовались. Они там, на кухне, на столе стоят.
Я опрометью метнулась на кухню. Еще чего! Уже начали недостающее искать. А ведь больше некого заподозрить… Я к столу как подскочила. У нас там корзиночка стояла с салфетками и с солью-перцем. Морской Волк был там, как всегда, а чуть ли не столетней его партнерши след простыл.
– Вот, – я протянула солонку Полине. А перечницы нету. Куда девалась – не пойму.
Полина вертела в руках с детства знакомую фигурку, будто видела её впервые.
– Я когда маленькой была, не понимала, почему соль насыпали в мальчика, а перец – в девочку. Ведь соль – женского рода, а перец – мужского. Это уже потом до меня дошла метафора про просоленного моряка и про чертову перечницу. Какие же мы, всё-таки, дураки были…
И она горько расплакалась.
«Работяга» во сне всхрапнул, полупроснулся от собственного храпа, и, не открывая глаз, как ребенок, почмокал губам.
– Спи, спи, дружочек, – Жар-птица заботливо поправила на нём съехавшую кепочку.
Она снова посмотрела в окно.
– Не знаете, до Загорска со всеми остановками идет?
– Со всеми, со всеми, – заверила её Верочка.
– Да, – подхватила птичья подруга, вы уж нам дорасскажите. Чем дело-то закончилось? А то у вас теперь и смерть неожиданная и пропажа. Прям, готовый детектив. Вы нас совсем заинтриговали.
– Ну что рассказать. Если честно, так эти дни у нас с Бандитом самые приятные были, – она вскинула руки за голову, как бы потянулась в удовольствии. Поправила узел красочного шелкового шарфа, – у пса, так точно. Он теперь опять со мной спит. Агата не то, что брезговала, но считала, что у каждой твари, должно быть своё место и потому собаку к себе близко не подпускала.
«Валентина», – голос Жар-птицы спустился на регистр, и она сказала почти басом, как бы подражая, голосу хозяйки. – Так она строго ко мне обращалась, когда выговаривала за провинности: «Валентина, не позволяй псу лизать тебе лицо. Он же с земли всякую заразу подобрать может».
– Агатик, – протестовала я, – разве ты не знаешь, что у кошек и собак слюна обладает антисептическим свойством. Ты когда-нибудь видела собак с гнойными ранами? Они же себе все болячки зализывают.
– Фу, гадость какая! Даже думать об этом не хочу. И вообще. Твой Бандит слишком вертлявый. Вечно под ногами крутится. Не знаю, что на меня нашло, когда я согласилась на то, что ты со мной жить будешь, да еще и пса привезешь.
– Он тебя не объедает. На свои деньги его кормлю, – напоминала я ей.