«Милостивый государь! — отвечал выдумщик. — Не думаю я, чтоб столь много времени требовало сие путешествие; ибо, как скоро мы выедем из окрестностей земли, которые делают величайшее в пути затруднение, то далее поедем уже с невероятною скоростью, а особливо, когда станем подъезжать к пределам месяца, который будет иметь тем сильнейшее действие по причине тягости нашего запаса, коего мы для всякого случаю с собою возьмем, и который вне атмосферы не будет больше служить нам бременем; таким образом, то, что насилу тысяча Каклогалян вверх поднять могут, один будет нести с большею легкостью».
Министр смотрел на меня пристально, приметя, что я сей ответ не находил довольно основательным; однако просил меня, чтобы я был пободрее, что он отправит с нами довольное число носилок и что мы, нашед другой слой воздуха весьма холодным, можем назад возвратиться.
Весь город ни о чем более не говорил, как о поездке нашей в Месяц; для того набрано было великое множество Каклогалян, кои могут летать весьма скоро, обещая им за то великую плату; у каждых носилок края были заострены, дабы тем удобнее можно было разрезывать воздух. Для носильщиков поделаны были теплые епанчи и дорожные шапки; носилки же для выдумщика и для меня были убиты пухом.
Учреждена была также компания, и уделы от богатства, которое мы должны были привезти из Месяца, продавались; и тех почитали весьма счастливыми, кои могли прежде подписаться. Сии подписки были продаваемы за 2000 процентов; и целые два месяца, чрез которое время мы к нашему путешествию приуготовлялись, 500 лакеев ходили с сими подписками и ими торговали. Шквабавы, Вулшу-аквиляне, Министр и некоторые из Великого Совета получили продажей сего мнимого сокровища до 5000000 шпасмов чистыми деньгами.
Сие открыло мне глаза, и я нашел, что рассуждал весьма неправо и понапрасну хулил Министра, что он принял такой проект, который мне казался вздорным и нелепым.
Я одним днем осмелился сказать ему, сколь казалось мне сие странным; однако при том поступил я с приличествующим почтением высокой его особе, и не упустя превознести его похвалами. Он мне отвечал, сколь много он опасался, чтоб я не усмотрел более, нежели для меня нужно и полезно, если бы я не имел столько же скромности, сколько и проницания. Сие сказал он мне с таким видом, который показывал, что любопытство мое может мне быть вредно. Я пал к его ногам и просил его, чтоб он меня лучше лишил жизни, нежели возымел ко мне какую-нибудь недоверенность в рассуждении моего к нему усердия и верности. «Что я осмелился сказать Вашему Превосходительству, — примолвил я, — того бы, конечно, никому другому не открыл; я надеялся, что вы меня довольно знаете и о моей скромности точно уверены». «Знай, — сказал он мне на то, — что Министры трудятся, подобно кротам, и открывать их намерения столь же опасно, сколько и на жизнь их покушаться. Я верю тебе; но если бы другой кто говорил со мною таким образом, то бы я привел его в такое состояние, чтобы он никогда сего третьему не сказывал».
По приуготовлении к путешествию нашему всего нужного и по отослании носилок со съестными припасами на гору Тенеру, где нас ожидать надлежало, имел я отпускную аудиенцию у Его Величества, Государя Каклогалянского, и у его Шквабав; после чего и от Его Превосходительства получил последние инструкции. Он мне вручил указ, который велено мне было распечатать на вышеупомянутой горе, отстоящей от города на 1000 миль.
При прощании моем с ним желал он благополучного пути и сказал мне, что он приказал шести весьма сильным Каклогалянам быть мне во всем послушными; и что он полагается в послании нашем на мой разум и верность. Я ему отвечал на то приличным образом, и потом возвратился в мою комнату, где нашел выдумщика, который спрашивал меня, намерен ли я завтрашнего утра выехать. Я спрашивал его, что если предприятие наше удастся, то каким образом сокровища привезти можем. «Если мы счастливы будем, — отвечал он, — и искомое нами богатство найдем, то в другой раз поедем с колясками. Однако мне хочется от золота отделить дух и по возвращении нашем сообщать оный свинцу, так что после столько будем иметь золота, что все улицы можно вымостит оным, ибо одною гранью можно целую унцию свинца сделать золотом. Итак, когда из куска величиною в один штивер сего золотого духа можно будет сделать 24 унции золота, то подумай, какое несчетное богатство привезем мы с собою, располагая, что носильщики в одной носилке могут снести пятьсот фунтов».
На другой день поутру в 3 часа отправились мы в путь, и в 4 часа доехали до горы, где остановились для отдохновения и где я, нашед случай один остаться, распечатал указ, который был следующего содержания: