Путешествие Хамфри Клинкера. Векфильдский священник (предисловие А.Ингера)

Спросила ж мистера Клинкера, что оно такое значит — Изабель, а он дал мне в руки Библию, и вот я прочитала об этой Изабели, накрашенной девке, ее выбросили из окошка, и прибежали собаки и лизали ее кровь. Но я не девка, и с божьей помощью ни одна собака не будет мою кровь лизать. Боже упаси, аминь!

А уж этот Даттон волочился за мной и улещивал меня, а потом украл у ирландца невесту и был таков, бросил и меня, и своего хозяина. Да по мне провались он совсем! Но из-за него натерпелась я горя. Хозяйка ругалась, как сумасшедшая, но было мне в утешение, что все семейство за меня заступилось, и даже мистер Клинкер упрашивал простить меня на обеих коленках, хотя богу известно, уж у него-то была причина жалобиться, но он — добрая душа, переполненная христианским смирением, и придет такой день, когда он получит награду.

А теперь, милая Мэри, приехали мы в Хединборог, к шотландцам, и они за наши денежки довольно ласковы, хоть я поихнему не говорю. Но нечего им надувать иностранцев, потому как на ихних домах понавешены бумажки, что сдаются они со всякими удобствами, а во всем ихнем королевстве не найдешь нужника, и для бедных слуг только всего — и есть, что бочка с положенным поперек ухватом, и туда сливают раз в день все горшки со всего дома, а в десять часов вечера все, что наберется в этой самой бочке, выливают из заднего окошка на улицу или в переулок, а служанки кричат прохожим: «Бер-регись!» а это значит: «Спаси вас бог!», и так делают каждый вечер в каждом доме в этом Хединбороге. Сами понимаете, Мэри Джонс, какой преятный аромат идет от такого множества духовитых бочек. Но, говорят, этот запах пользителен для здоровья, да я и сама тому верю, потому как случилось у меня нерасположение в духе и стала я думать об Изабеле и мистере Клинкере и уж совсем собралась упасть в истерику, а тут эта самая вонь, не при вас будь сказано, как шибанет мне в нос, я и чихнула три раза сряду, и чудо, как меня это взбодрило, вот это она самая причина и есть, почему у них тут в Хединбороге не бывает истерики.

Наговорили мне еще, будто нечего тут есть, окромя как овсянку и бараньи головы, я сдуру и поверила, а должна была бы смикнуть, что не может быть головы без тела. И в самый сегодняшний день ела я за обедом нежную ногу вэлского барашка и цветную капусту, а овсянку пущай едят здешние слуги, такие они горемыки, и многие ходят без башмаков и чулок.

Мистер Клинкер говорит мне, что здесь большая нужда в евангельском учении, но боюсь, ох, боюсь, как бы кто из нашего семейства не свернул с пути праведного. Была б я сплетницей, нашлось бы у меня о чем порассказать. Хозяйка моя ужасти как перемигивалась и пересмеивалась со старым шотландским офицером по прозванию Лишмахага.

Он похож на чучело, его поставил наш садовник пугать ворон, а что из этого выйдет, одному богу ведомо. Но как будет, так будет, а про меня никто не скажет, что я хоть словечком обмолвилась… Передайте мой поклон Сауле и кошке. Надеюсь, она получила мой букварь и будет прележно учиться, а об этом, милая Молли, молится не покладая рук любящая вас подруга Уин Дженкинс.

Хединбороа, 18 июля

Сэру Уоткину Филипсу, баронету, Оксфорд, колледж Иисуса

Дорогой Филипс!

Если поживу я подольше в Эдинбурге, то сделаюсь настоящим шотландцем. Дядюшка замечает, что я уже понемножку усваиваю местное произношение. Люди здесь так общительны и учтивы с иностранцами, что я незаметно втягиваюсь в русло их нравов и обычаев, хотя они отличаются от наших более, чем вы можете себе представить. Однако ж различие это, столь поразившее меня по приезде сюда, я теперь едва примечаю, а мое ухо совсем примирилось с шотландским произношением, которое я даже нахожу приятным в устах хорошенькой женщины. Местный диалект дает понятие о милой простоватости. Вы и вообразить не можете, как нас ласкали и чествовали в «славном городе Эдинбурге», где мы приняты в число вольных граждан и членов гильдии по особой милости магистрата.

В Бате дали мне забавное поручение к одному из жителей сей столицы. Куин, узнав о нашем намерении посетить Эдинбург, вынул из кармана гинею и попросил, чтобы я пропил ее в таверне с близким другом его и собутыльником мистером Р. К., здешним законоведом. Я охотно согласился исполнить поручение и, взяв гинею, сказал:

— Благодарю за подарок.

— А в придачу за головную боль, если выпьете вдосталь! — смеясь, отвечал Куин.

С этим поручением я отправился к мистеру К., который встретил меня с распростертыми объятиями и, согласно условию, назначил место свидания. Он собрал веселых ребят, с которыми я чудесно провел время, и старался изо всех сил воздать должное мистеру К. и Куину. Но увы! Оказался я новичком среди ветеранов, которые сжалились над моей молодостью, и уж не знаю, как доставили меня утром домой. Что до головной боли, то Куин ошибся: кларет был слишком хорош, чтобы так грубо обойтись со мной.