Еще несколько поразительно долгих секунд я продолжаю делать вид, что сплю, и дышу неестественно ровно, словно хочу обмануть мужчину, пробравшегося ко мне в палатку и обнимающего меня, как любовник. У меня остается какая-то нелепая надежда, что, если я сделаю вид, будто его здесь нет, он и на самом деле исчезнет. Я вдруг с удивительной ясностью вспоминаю те самые страшные ночи, когда я лежала рядом с Эриком, чувствовала, как закипает его ненависть, и только крепче зажмуривала глаза, стараясь ничего не знать.
Но его рука уже пробирается ко мне в спальный мешок, он громко сопит мне в ухо, что-то бормочет, а потом — господи! — уже забирается на меня, стараясь стянуть мешок. Через все слои полиэстера, флиса и хлопка я чувствую его горячую эрекцию. И наконец-то начинаю бороться.
Сначала все ограничивается несколькими слабыми девичьими толчками в плечо, жалкими приглушенными протестами и попытками вывернуться, которые, вероятно, только сильнее распаляют его. Но постепенно я собираюсь с силами, начинаю не на шутку злиться и вот я уже колочу наглеца по лысой голове, сердито шипя:
— Какого черта тебе здесь понадобилось?! Убирайся немедленно!!
Он садится и пытается прикрыть голову от моих ударов, а я поспешно шарю по полу вокруг себя в поисках телефона.
— Что ты делаешь? Что ты ищешь?
— Ищу свой чертов телефон: хочу видеть твое лицо, когда говорю, чтобы ты убирался из моей палатки!
— Перестань. Найдешь его утром.
Телефона нигде нет. Я уже прощупала весь спальный мешок и пол под ним, и даже дальний угол, где свалены мои одежда и обувь.
— Я останусь.
— Нет. Ты точно, совершенно точно, не останешься.
Я уже прекратила поиски и теперь изо всех сил давлю мужчине на плечи, тесня его к выходу.
— Я ничего тебе не сделаю. Просто полежим вместе.
— Что ты несешь, твою мать?! Убирайся!
Он тоже начинает злиться, и это, наверное, опасно, но мне уже наплевать.
— Разве ты сама не хочешь, чтобы я остался?
Я таращу на него глаза и даже, кажется, смеюсь.
— Ты что, издеваешься? Я разве неясно выразилась?
— Но я мог бы…
— Послушай. Хочешь, чтобы я позвала своего проводника? Он как раз в соседней палатке. Он обеспечит тебе серьезные неприятности. — Я словно собираюсь пожаловаться учителю на мальчика, который толкнул меня на перемене.
Похоже, последний довод оказывается действенным. Мужчина пятится и постепенно, задницей вперед, начинает выбираться из палатки. Вид у него при этом очень обиженный.
— Ладно. Ладно, если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду.
— Слава тебе господи.
Я опять закрываю на молнию дверь и еще некоторое время шарю вокруг в поисках телефона. Его здесь нет. Я точно знаю, что этот человек забрал мой мобильник с собой. Мне хочется в туалет, но я не решаюсь выйти из палатки в эту темноту.
Остаток ночи я беспокойно дремлю, прижимая к груди каменную шайбу. Если этот человек вернется, она станет моим главным оружием. Но он не возвращается, и довольно скоро снаружи до меня начинают доноситься мирные утренние звуки: скрип и хлопанье дверей, журчание воды, приглушенные голоса поваров, готовящих завтрак для туристов. Но я все еще боюсь выйти из палатки, или, может быть, «боюсь» — неправильное слово. Одетая, я сижу у окна и смотрю в ту сторону, откуда должен появиться Элли. Мне хочется рассказать обо всем именно ему и совсем не хочется быть первой, кто сообщит о случившемся Кезуме.
Мне кажется, что прошло несколько часов, но на самом деле, наверное, не больше десяти минут (что тоже немало, учитывая состояние моего мочевого пузыря), когда у нашей машины я наконец вижу того, кто мне нужен.
— Элли! Элли! — хриплым шепотом зову я, высунувшись из палатки.
Он оглядывается, и я знаками подзываю его, чувствуя себя при этом очень неловко.
— Послушай, у меня тут небольшая проблема. — Я предлагаю ему укороченную версию ночных приключений. — Тот мужик, у которого мы вчера купили пиво, он ночью забрался в мою палатку. Он… — Мне трудно подобрать правильное слово. Элли уже явно встревожился, а мне вовсе не хочется поднимать шум вокруг всей этой истории. — Он… хотел переспать со мной, наверное.
— Он забрался в твою палатку? С тобой все в порядке?
— Да, да, все в порядке. Но дело в том, что он украл мой телефон. Я не хочу устраивать скандал, я просто…
— Подожди здесь.
Через несколько минут Кезума, Лейан и Элли с озабоченными серьезными лицами собираются у моей палатки, и я еще раз рассказываю всю историю. Кезума покусывает большой палец — он всегда так делает, когда чем-то встревожен.
— Значит, ты купила у него пиво?
— Да. Ну, вернее, Элли купил.
— А после этого он пришел к тебе в палатку?
— Да. Два раза.
— А ты не говорила ему ничего такого, чтобы он мог подумать, будто…
— Я с ним вообще почти не говорила.
— Правда. Он и постоял-то с нами всего пару минут, — подтверждает Элли. Он стоит, опустив голову, и я понимаю, что отчасти он считает себя ответственным за ночной инцидент и ему стыдно.
— Элли, ты сможешь найти этого человека?
— Он тут работает с одной из групп туристов. Поваром. Я его найду. — Элли разворачивается и быстро идет в сторону кухни.