На следующее утро, на рассвете, в четверть шестого к подъезду гостиницы подкатил джип, из которого выскочил эквадорец в чине инженер-капитана и доложил, что прибыл в наше распоряжение. Грязь не грязь, ему было приказано любой ценой доставить нас в Киведо. Весь джип был уставлен баками с бензином; нам предстояло ехать по таким местам, где не увидишь не только что бензиновую колонку, а и вообще следов автомобиля. В связи с сообщениями о «бандидос» наш новый друг, капитан Агурто Алексис Альварец, был увешан с ног до головы кинжалами и огнестрельным оружием. Мы явились в страну мирными путешественниками, намереваясь приобрести лес за наличные прямо на побережье, и всё снаряжение, которое мы могли погрузить на джип, состояло из мешка с консервами, если не считать, что мы буквально на ходу успели приобрести потрепанный фотоаппарат и по паре прочнейших штанов цвета хаки. Генеральный консул навязал нам свой огромный парабеллум с достаточным количеством патронов, чтобы сокрушить всё на нашем пути. И вот джип понесся по пустынным закоулкам, озаренным призрачным светом луны, выбрался за город и помчался с головокружительной скоростью по хорошей песчаной дороге на юг через плато.
Хорошая дорога тянулась вплоть до города Латакунги, где индейские домики без окон сгрудились вокруг белой церковки, окруженной небольшим садом с пальмами. Здесь мы свернули на вьючную тропу, извивавшуюся в западном направлении по горам и долинам Андского хребта, и попали в мир, подобного которому никто из нас раньше не мог себе даже представить. Кругом простиралась страна горных индейцев — тридевятое царство, тридесятое государство, — страна вне времени и пространства. На всем пути мы не видели ни одной тележки, ни одного колеса. Время от времени показывались босые пастухи в ярких пончо, гнавшие стада неуклюжих, важных и пугливых лам; иногда навстречу попадались целые индейские семьи. Обычно глава семьи восседал впереди на муле, в то время как его щупленькая жена семенила следом, таща на голове целую коллекцию шляп, а на спине — младшего наследника. В довершение ко всему она на ходу пряла шерсть своими быстрыми пальцами. За ней не спеша двигались ослики и мулы, груженные сучьями, прутьями, горшками.
Чем дальше, тем реже попадались индейцы, понимавшие по-испански. Скоро языковые познания Агурто оказались столь же бесполезными, как и наши. Кое-где в горах стояли кучками хижины; среди них всё реже попадались глинобитные и все чаще — сложенные из связок сухой травы незатейливые шалаши. Казалось, и хижины и сами их обитатели, загорелые, морщинистые, выросли прямо из пропеченных тропическим солнцем склонов Андских гор. Они были неотделимы от окружающих скал и высокогорных пастбищ. Не обремененные большим имуществом, малорослые горные индейцы обладали здоровьем и закалкой лесного зверя и открытой детской душой нетронутого цивилизацией человека; незнание языка они с лихвой возмещали дружелюбными улыбками. Каждый встречный приветствовал нас белозубой улыбкой сияющего лица. Ничто не говорило за то, чтобы белый человек когда-либо развивал свою деятельность в этих краях. Ни рекламных щитов, ни дорожных указателей; а если бросить на дорогу жестяную банку или клочок бумаги, они тут же будут подобраны, — пригодится в хозяйстве!
Мы то поднимались вверх по выгоревшим склонам без единого кустика или деревца, то спускались в поросшие кактусом песчаные долины, и наконец вскарабкались по почти отвесной стене к самому гребню, увенчанному снеговыми макушками, где дул такой резкий и холодный ветер, что нам пришлось замедлить ход, чтобы не окоченеть, сидя в одних рубашках и мечтая о теплых джунглях. То и дело приходилось ехать прямо по горному склону, через камень и траву, в поисках следующего отрезка дороги. На западном склоне, там, где Анды круто спускаются вниз к равнине, тропа была вырублена в мягкой скале и вилась над самой пропастью. Нам оставалось только положиться на нашего друга Агурто. Сидя за рулем с таким видом, будто он дремлет, Агурто в наиболее опасных местах неизменно старался проехать по самому краю. Вдруг прямо в лицо нам ударил сильный порыв ветра, — мы выбрались на последний гребень. Отсюда Андский хребет падал отвесно вниз до самых джунглей, покрывавших дно простиравшейся под нами пропасти на глубине четырех тысяч метров. Однако нам не пришлось полюбоваться захватывающим видом: едва перевалив через гребень, мы попали в густой туман, поднимавшийся с равнины словно пар из адского котла. Зато теперь мы понеслись вниз без единой задержки. Дорога всё время шла под уклон, извиваясь по склонам и ущельям, а воздух всё более насыщался горячими испарениями, к которым примешивался тяжелый одуряющий запах природной оранжереи.