Посреди площади для нас выставили шесть табуреток, и туземцы поспешили занять лучшие места вокруг. Среди них торжественно восседал Тека, — его обязанности как вождя не распространялись на старые местные церемонии, тут выступал на первый план Тупухоэ.
Молчаливо и серьезно ждали собравшиеся появления рослого толстого Тупухоэ, который торжественно и степенно проследовал на свое место, опираясь на большую суковатую палку. Он отдавал себе полный отчет в серьезности момента; под устремленными на него со всех сторон взорами он подошел к нам, как бы погруженный в глубокое раздумье. Это был прирожденный вождь — выдающийся оратор и артист.
Тупухоэ обратился глухим голосом к запевалам, барабанщикам и ведущим танцорам, указывая поочередно на каждого из них своей палкой и отдавая краткие распоряжения. Затем снова повернулся к нам и внезапно широко раскрыл глазищи, так что белки засверкали вперегонки с зубами на фоне медно-коричневой кожи его выразительной физиономии. Приподняв палку, он со страшной скоростью затараторил старинные заклинания, понятные только самым старым среди присутствующих, так как он говорил на древнем, ныне забытом диалекте.
Затем он рассказал, что первого короля, который поселился на этом острове, звали Тикароа и что Тикароа правил всеми островами в пределах кольцевого рифа на всем его протяжении с севера на юг и с запада на восток, от земли до самого неба.
Хор затянул старинную песню о короле Тикароа, а Тупухоэ положил мне на грудь свой кулачище и возвестил, что нарекает меня именем Вароа Тикароа —Дух Тикароа. Песня стихла, настал черед Германа и Бенгта. Вождь возложил им поочередно свою лапу на грудь и окрестил одного Тупухоэ-Итетахуа, а другого Топакино. Так звали двух древних героев, которые вышли в бой с морским чудовищем, обитавшим у входа в лагуну, и убили его.
Барабанщик выбил бешеную дробь, и на площадку выскочили двое мускулистых полинезийцев с длинными копьями в руках. Они стремительно зашагали на месте, поднимая колени до самой груди и угрожающе потрясая копьями; одновременно они энергично вертели головами из стороны в сторону. Новая дробь барабана, танцоры подскакивают в воздух, и начинается танец, имитирующий битву с морским чудовищем. Битва-балет длилась недолго и закончилась победой воинов. Теперь настала очередь креститься Торстейну. Под звуки песни и с соответствующими церемониями он получил имя Мароаке, в честь одного из древних королей деревни. Эрик и Кнют были названы Тане-Матарау и Тефаунуи, — так звали знаменитых полинезийских героев-мореплавателей. Длинный и монотонный рассказ об их подвигах излагался в страшном темпе, преследовавшем двойной эффект — поразить и в то же время развеселить слушателей.
Но вот церемония окончена; среди полинезийцев Рароиа опять появились белые вожди. Вперед выступили в два ряда танцоры в лубяных юбках и с лубяными коронами на головах. Они подошли, приплясывая, к нам и надели на нас свои короны и шуршащие юбки, после чего праздник мог продолжаться.
В одну из ночей утопающие в цветах радисты связались с любителем на Раратонге, который передал нам сообщение с Таити — теплое приветствие от губернатора французских тихоокеанских колоний.
В соответствии с распоряжением из Парижа он выслал правительственную шхуну «Тамара», которая должна была доставить нас на Таити, так что мы не были больше связаны необходимостью ожидать приходящую неизвестно когда торговую шхуну. Таити — центр французских колоний этой области, и, к тому же, единственный остров,, имеющий контакт с внешним миром. Только там мы могли попасть на рейсовый пароход, который доставил бы нас в наш собственный мир.
Праздник на Рароиа продолжался. Однажды ночью с моря донеслись необычные звуки. Наблюдатели доложили, что у входа в лагуну остановилось судно. Мы бегом пересекли пальмовую рощу и выскочили к морю на подветренном берегу, обращенном в сторону, противоположную той, с которой прибыл наш плот. Прибой здесь был несравненно слабее.
У самого входа в лагуну светились огни какого-то корабля. Ночное небо было покрыто яркими звездами, и мы различили контуры широкой двухмачтовой шхуны. Может быть, это шхуна губернатора? Но почему она не заходит?
Туземцы возбужденно что-то обсуждали, и тут мы тоже разглядели, в чем дело: судно легло на бок, чуть не черпая воду, так как наскочило на подводный риф.
Торстейн притащил сигнальный фонарь:
— Что за судно?
— «Маоаэ», — последовал ответ.