Путешествие на "Кон-Тики"

Но в будущем я должен специализироваться либо на Полинезии, либо на Америке и не смешивать двух различных антропологических областей. Он снова склонился над столом.

— Вы забыли это, — произнес он и протянул мою рукопись.

Я бросил взгляд на название: «Полинезия и Америка; исследование доисторических связей». Я сунул рукопись под мышку, уныло побрел вниз по лестнице и, выйдя на улицу, смешался с толпой.

В этот вечер я Отправился в один из тихих закоулков в Гринвич Вилледж[8] и постучался у дверей старого одноэтажного дома. Я любил приходить сюда со своими маленькими проблемами, когда чувствовал, что они начинают лишать меня душевного равновесия.

Щуплый человечек с длинным носом чуть-чуть приоткрыл дверь, а затем с широкой улыбкой на лице распахнул ее настежь и буквально втащил меня в дом. Он провел меня прямо в маленькую кухню и сразу же впряг в работу, заставив носить тарелки и вилки, между тем как он сам удваивал порцию какого-то кушанья, которое, издавая аппетитный запах, жарилось на газовой плите.

— Очень мило, что вы зашли. Как дела?

— Отвратительно, — ответил я. — Никто не хочет читать рукопись.

Он разложил свою стряпню по тарелкам, и мы принялись за еду.

— Похоже на то, — заметил он. — что все, у кого вы были, считают вашу идею преходящей фантазией. Знаете, здесь, в Америке часто сталкиваешься со множеством самых курьезных идей.

— Дело не только в этом, — сказал я.

— Конечно, — согласился хозяин. — И в нашем подходе к вопросу. Они специалисты все без исключения и они не верят в метод работы, который вторгается во все специальности — от ботаники до археологии. Они ограничивают поле своей деятельности, чтобы не разбрасываться и углубленно изучать вопрос во всех подробностях. Современная наука требует, чтобы каждая специальность рылась в своей собственной ямке. Никто не привык заниматься разборкой и сопоставлением того, что добыто из разных ямок.

Он встал и извлек объемистую рукопись.

— Взгляните, — сказал он. — Моя последняя работа об изображении птиц на вышивках китайских крестьян отняла у меня семь лет, но ее сразу приняли для опубликования. В наши дни спрос на монографии.

Карл был прав. Но разрешить проблемы Тихого океана без всестороннего освещения их мне казалось так же невозможным, как разобраться в сложной шахматной позиции, учитывая движения фигур только своего цвета.

Мы убрали со стола, и я стал помогать Карлу вытирать посуду после мытья.

— Из Чикагского университета ничего нет?

— Ничего.

— А что вам сказал сегодня ваш старый приятель в музее?

Я ответил, с трудом подбирая слова:

— Он совершенно не заинтересовался. Он сказал: так как у индейцев были только простые плоты, нечего и думать о том, что они могли открыть острова Тихого океана.

Маленький человечек вдруг с яростью принялся вытирать тарелку.

— Да, — заговорил он наконец. — По правде говоря, мне это тоже кажется практическим возражением против вашей теории.

Я уныло взглянул на маленького этнографа, которого считал своим верным союзником.

— Не поймите меня ложно, — поторопился добавить он. — Я думаю, что вы правы, но вместе с тем все так неясно. Моя работа о вышивках подтверждает вашу теорию.

— Карл, — сказал я, — я абсолютно уверен, что индейцы переплыли Тихий океан на своих плотах, и готов сам построить такой плот и переплыть океан только для того, чтобы доказать, что это возможно.

— Вы с ума сошли!

Мой друг принял это за шутку и даже засмеялся от такой чудовищной мысли.

— Вы с ума сошли! На плоту?

Он не находил слов и лишь смотрел на меня с сомнением, как бы ожидая, что я вот-вот улыбнусь в знак того, что я пошутил.

Он не дождался улыбки. Я понял теперь, что в самом деле никто не согласится с моей теорией из-за того, что между Перу и Полинезией простирается беспредельный океан, для преодоления которого я ничего не мог предложить, кроме доисторического плота.

Карл неуверенно смотрел на меня.

— Теперь мы выйдем и выпьем по стаканчику, — предложил он.

Мы вышли и выпили по четыре.

К концу недели истек срок квартирной платы. В это время я получил письмо из норвежского банка, извещавшее меня в том, что он не может больше переводить мне доллары — валютные ограничения. Я захватил свой чемодан и сел в метро, которое доставило меня в Бруклин. Там я поселился в Доме норвежских моряков, где хорошо и обильно кормили, а цены соответствовали содержимому моего бумажника. Я получил маленькую комнату во втором этаже, но питался вместе со всеми моряками в большой столовой внизу.