Путешествие на «Кон-Тики». На плоту от Перу до Полинезии

Третье и последнее название этого ключевого острова, Мата-Ките-Рани, означает «Глаз (который) смотрит (в) небо». На первый взгляд это может показаться странным; с не меньшим основанием, чем о сравнительно низком острове Пасхи, можно и о других возвышенных, гористых островах — как Таити, Маркизские или Гавайские острова — сказать, что они смотрят в небо. Но слово «рани» (небо) у полинезийцев имеет двойное значение. Оно означает также первоначальную родину их предков, священную землю солнце-короля, покинутое горное царство Тики. И это чрезвычайно многозначительно, что из тысячи островов, разбросанных по океану, именно самый ближайший к Америке остров Пасхи были назван глазом, который смотрит в сторону родины. Еще более поразительно то, что название Мата-Рани, означающее на языке полинезийцев «глаз неба», является родственным древнему названию местности в Перу, расположенной на тихоокеанском побережье напротив острова Пасхи, у подножья Анд, как раз там, где выше в горах находилась древняя разрушенная столица Кон-Тики.

Один только остров Пасхи давал нам достаточно тем для разговоров, когда мы сидели на палубе под звездным небом и чувствовали себя участниками всех этих доисторических событий. У нас было почти такое ощущение, словно со времен Тики мы только и делали, что плыли по волнам под солнцем и звездами в поисках земли.

Мы больше не испытывали прежнего почтения к волнам и океану. Мы знали их, знали, чего можем ждать от них, находясь на плоту. Даже акула стала для нас повседневностью; мы узнали ее нрав и обычное поведение. Мы уже больше не вспоминали о ручном гарпуне и даже не уходили с края плота, когда акула появлялась рядом. Напротив, когда она невозмутимо скользила вдоль бревен, мы даже пытались схватить ее за спинной плавник. В конце концов это превратилось в совершенно новый вид спорта — игра с акулой в «кто кого перетянет» без веревки.

Мы начали довольно скромно. Нам ничего не стоило наловить золотых макрелей в гораздо большем количестве, чем мы могли съесть. Чтобы не отказываться от любимых развлечений и в то же время не тратить зря запасов провизии, мы придумали комическую ловлю рыбы без крючка, доставлявшую одинаковое удовольствие и золотым макрелям и нам. Мы привязывали ненужных нам летающих рыб к веревке и забрасывали ее так, что они плавали по поверхности воды. Золотые макрели мчались к летающим рыбам и хватали их, а затем мы принимались тянуть каждый в свою сторону; получалось неплохое цирковое представление, так как, если одна золотая макрель выпускала веревку, на смену ей являлась другая. Мы развлекались, а золотые макрели в конце концов получали рыбу.

Затем мы начали ту же игру с акулами. К концу веревки мы привязывали кусок рыбы или чаще мешок с обеденными объедками и спускали приманку за борт. Вместо того чтобы повернуться на спину, акула высовывала голову над водой и подплывала, широко раскрыв пасть, чтобы проглотить угощение. Мы не могли удержаться от соблазна отдернуть веревку, как только акула намеревалась сомкнуть свои челюсти; обманутая акула с глупейшим терпеливым видом подплывала ближе и опять открывала пасть, чтобы схватить приманку, которая выпрыгивала у нее изо рта каждый раз, как она пыталась проглотить ее. Кончалось дело тем, что акула подплывала к самым бревнам и принималась подпрыгивать, как пес, выпрашивающий подачку, которая соблазнительно покачивалась в мешке над его носом. Это напоминало кормление разевавшего пасть бегемота в зоологическом саду, и как-то в конце июля, после трехмесячного плавания, в моем дневнике появилась следующая запись:

«Мы подружились с акулой, сопровождавшей нас сегодня. За обедом мы кормили ее остатками, которые кидали ей в открытую пасть. Когда она плыла рядом с нами, можно было подумать, что это свирепый, но сейчас добродушно и дружески настроенный пес. Приходится признать, что акулы имеют довольно забавный вид, пока вы сами не попадаете к ним в пасть. Во всяком случае, нам доставляло удовольствие, когда они плавали около нас, если только мы в это время не купались».

Однажды бамбуковая палка с мешком, в котором находилась еда для акулы, привязанная к веревке, лежала наготове на краю плота, как вдруг набежала волна и смыла ее за борт. Бамбуковая палка плыла уже в каких-нибудь 200 метрах за кормой плота; внезапно она встала в воде торчком и сама по себе помчалась вслед за плотом, как бы любезно собираясь сама вернуться на свое место. Когда удилище, покачиваясь, приблизилось к нам, мы заметили плывшую под ним трехметровую акулу; бамбуковая палка торчала из воды, подобно перископу. Акула проглотила мешок с едой, но не перегрызла веревки. Вскоре удилище догнало нас, спокойно проплыло мимо и скрылось впереди.

Хотя мы постепенно стали смотреть на акулу совершенно иными глазами, все же наше уважение к пяти или шести рядам острых, как бритва, зубов, спрятанных в огромной ее пасти, никогда не исчезало.