Путешествие на "Кон-Тики"

На следующее утро, в четверть шестого, к подъезду гостиницы подъехал "джип"; из машины выпрыгнул инженер-капитан - эквадорец - и сказал, что прибыл в наше распоряжение. Он получил приказ во что бы то ни стало доставить нас в Киведо, будет грязь или не будет грязи. "Джип" был полон канистр с бензином: по дороге не будет ни бензоколонок, ни встречных автомашин. Наш новый друг капитан Агурто Алексис Альварес, в связи с сообщениями о bandidos, был вооружен до зубов ножами и огнестрельным оружием. Мы прибыли в страну с мирными намерениями, в пиджаках и галстуках, рассчитывая купить на побережье лес за наличные, и все наше снаряжение состояло из мешка с консервами, подержанного фотоаппарата, который мы купили впопыхах, да пары прочных брюк цвета хаки. Генеральный консул навязал нам свой внушительный парабеллум с запасом патронов, достаточным для того, чтобы уничтожить всех, кто попытался бы перебежать нам дорогу. И вот наш "джип" понесся по безлюдным узким улочкам, окаймленным светлыми глинобитными стенами, казавшимися призрачными при свете луны, затем мы выбрались за город и помчались с головокружительной быстротой по хорошей песчаной дороге на юг, через горы.

Дорога была все время хорошей, вплоть до горной деревушки Латакунга, где домишки индейцев без окон теснились вокруг белой деревенской церкви, в садике которой росли пальмы. Здесь мы свернули на тропу для мулов, которая, извиваясь между горами и долинами, вела на запад, в самое сердце Анд. Мы попали в мир, о котором даже никогда не грезили. Это был мир горных индейцев, мир, лежащий за тридевять земель, вне времени и пространства. На всем пути мы не встретили ни одной повозки, ни одного колеса. Нам попадались лишь голоногие пастухи в красочных пончо[10]

, которые гнали разбегавшиеся стада чопорных, важных лам; время от времени по дороге встречались целые семьи индейцев. Муж обычно ехал впереди на муле, а сзади трусила его маленькая жена, надев на голову все имеющиеся у нее шляпы и привязав к спине мешок с малышом. Она бежала, а ее ловкие пальцы все время пряли шерсть. Ослы и мулы лениво и не спеша тащились сзади, нагруженные хворостом, тростником и глиняной посудой.

Чем дальше мы ехали, тем реже встречались нам индейцы, говорящие по-испански, и вскоре лингвистические познания Агурто оказались такими же бесполезными, как и наши. В горах кое-где виднелись поселения из нескольких хижин. Глиняные встречались все реже и реже, и все чаще попадались лачуги из прутьев и сухой травы. Казалось, что под действием горного солнца на скалистые стены Анд и хижины и люди с морщинистыми и коричневыми от загара лицами вышли из самой земли. Они были такой же частью гор, каменистой почвы, горных пастбищ, как и горная трава. Нищие и малорослые горные индейцы отличаются выносливостью диких зверей, живостью детей и первобытных народов; чем меньше они говорили, тем больше смеялись. Куда мы ни смотрели, повсюду видели сияющие лица с белыми, как снег, зубами. Не было никаких признаков того, что белый человек заработал или потратил здесь хотя бы один шиллинг. Здесь не было ни рекламных щитов, ни дорожных указателей; но если на дорогу выбрасывались консервная банка или клочок бумаги, их сейчас же подбирали как нужную в хозяйстве вещь.

Дорога шла то вверх, по выжженным солнцем склонам, без единого куста или деревца, то спускалась в долины, засыпанные песком и поросшие кактусами, пока она не поднялась круто вверх, к самому высокому гребню, у пика которого простирались снежные поля. Там дул такой пронзительный, холодный ветер, что мы замедлили ход, чтобы не замерзнуть в своих рубашках, и вспомнили о жаре джунглей. Местами нам приходилось долго ехать напрямик между горами через каменистые осыпи и травянистые заросли, пока мы снова не выбирались на тропу. Наконец мы добрались до западных склонов Анд, где горы круто обрываются в долину. Дальше тропа для мулов была вырублена прямо в скале и напоминала узенькую полочку. Куда ни кинешь взгляд, повсюду утесы и узкие ущелья. Все свои упования мы возложили на нашего приятеля Агурто, согнувшегося над рулем и откидывавшегося назад всякий раз, когда мы оказывались на краю пропасти.

Мы добрались до самого высокого гребня горной цепи Анд, и сильный порыв ветра ударил нам прямо в лицо. Горы теперь круто обрывались в джунгли, казавшиеся бездной, отделенной от нас 4 тысячами метров. Но вскоре мы перевалили через хребет, и головокружительный вид на море джунглей исчез, мы вошли в густое море облаков, клубившихся, как пар над котлом ведьмы. Теперь тропа пошла прямо вниз - все ниже и ниже, петляя по ущельям и склонам, мимо обрывов и скал. Воздух становился все влажнее, теплее и насыщеннее дыханием оранжереи, поднимавшимся от джунглей.