Путешествие на "Кон-Тики"

Рыбки-лоцманы резвились на своих обычных местах, но были ли то наши старые друзья, вернувшиеся после кровавого побоища, или новые спутники, приобретенные в разгар боя, - этого мы не могли узнать.

21 июля ветер снова внезапно стих. Было ужасно душно, наступил полный штиль. Что это означало, нам было известно с прошлого раза. И действительно, после нескольких резких порывов ветра с востока, с запада и с юга задул свежий ветер с юга, где над горизонтом, точно так же как в прошлый раз, заворочались черные, грозные тучи. Герман был все время на палубе с анемометром, показывавшим скорость ветра 14-15 метров в секунду и больше. И вдруг спальный мешок Турстейна перелетел за борт. То, что случилось потом, произошло гораздо быстрее, чем я рассказываю.

Герман попытался схватить мешок на лету, но сделал лишний шаг и упал вниз головой за борт. Среди шума волн мы еле услыхали слабый крик о помощи, увидели Германа, размахивавшего рукой, а также что-то зеленое и непонятное, кружившее около него в воде. Он стремился к плоту, борясь изо всех сил с огромными волнами, отбрасывавшими его от левого борта. Турстейн, стоявший на корме у рулевого весла, и я, находившийся в носовой части плота, первыми заметили Германа и похолодели от ужаса. Мы заорали изо всей мочи; "Человек за бортом!" - и бросились к ближайшим спасательным средствам. Остальные не слышали крика Германа из-за шума моря, но теперь все забегали и засуетились на палубе. Герман был первоклассным пловцом, и хотя мы прекрасно понимали, что на карту поставлена его жизнь, каждый из нас был полон надежды, что ему удастся в последний момент взобраться на плот.

Турстейн, стоявший ближе всех к лебедке с канатом, к которому мы привязывали лодку, бросился к ней, но единственный раз за все время плавания канат заело. Герман плыл вровень с кормой, на расстоянии нескольких метров, и его последней надеждой было ухватиться за лопасть кормового весла и повиснуть на нем. Ему не удалось схватить задние концы бревен, и он бросился к лопасти кормового весла, но оно ускользнуло, и Герман оказался в кильватере плота, как многие другие предметы, следовавшие за нами на расстоянии, которые мы никогда не могли достать. В то время как Бенгт и я спускали на воду резиновую лодку, Эрик и Кнут бросили в воду спасательный пояс. Он всегда висел на углу хижины с привязанной к нему длинной веревкой. Однако ветер был настолько силен, что, несмотря на все их старания, спасательный пояс прибивало обратно к плоту. Герман сделал несколько безуспешных бросков, но с каждым порывом ветра он все больше и больше отставал от кормового весла, хотя плыл изо всех сил. Он, естественно, понимал, что расстояние будет все увеличиваться и увеличиваться, но, несмотря на это, надеялся, что мы подберем его, когда спустим резиновую лодку на воду. Без связывающего лодку с плотом и тормозящего ее движение каната мы, быть может, и смогли бы подойти к упавшему в море пловцу, но вопрос был в том. как мы добрались бы обратно до "Кон-Тики"?

Тем не менее у трех человек в резиновой лодке все же были кое-какие шансы, а у человека в море никаких шансов не было.

И вдруг Кнут разбежался и нырнул головой вниз в море. Он держал в руке спасательный пояс и заметно продвигался вперед. Каждый раз, когда на гребне волны показывался Герман, Кнут исчезал между волнами; и каждый раз, когда появлялся Кнут, исчезал Герман. Наконец мы увидели обе головы рядом. Им удалось встретиться, и теперь оба держались за спасательный пояс. Кнут махал рукой. Резиновую лодку мы уже подняли, и теперь все четверо ухватились за веревку спасательного пояса и тащили изо всех сил, не спуская глаз с огромной тени, видневшейся сейчас же за спинами обоих мужчин. С Кнутом, когда он плыл к Герману, чуть было не случился удар, когда он внезапно увидел над поверхностью воды огромный зелено-черный треугольный плавник таинственного зверя. Только один Герман знал, что этот плавник не принадлежал ни чудовищу, ни акуле и вообще никакому животному. Это был угол непромокаемого спального мешка Турстейна. Но спальный мешок недолго плавал после того, как Герман и Кнут здравыми и невредимыми были наконец водворены на борт. Кто-то, упустив более солидную добычу, утянул в морскую пучину спальный мешок.

- Хорошо, что меня там не было, - сказал Турстейн, продолжая управлять плотом.

Однако в тот вечер было мало шутливых замечаний. После этого происшествия мы еще долго чувствовали, как по спине пробегают холодные мурашки. Но мрачное чувство смешивалось с чувством теплой благодарности за то, что нас было по-прежнему шестеро на борту.

Кнуту было сказано в этот день много хороших слов; говорили их и Герман и мы.