Путешествие на край света: Галапагосы

Стайки попугаев и гокко перелетали с дерева на дерево, оглашая окрестности криками и забавным бормотанием, а несчетное количество белых цапель стряхивали с себя дождевую воду, и играючи, почти не шевеля крыльями, скользили над поверхностью воды, не касаясь ее. На верхушках высоких деревьев визжали сотни обезьян. А среди ветвей вдруг появились невероятно яркие цветы, что до этого казались неопределенными пятнами без цвета и формы, окрашенные во все цвета радуги, красные и желтые, фиолетовые и цвета охры, в виде бутонов и ниспадающие каскадом, иногда напоминающие собой огненные хвост запущенной ракеты. И Мишель, кто так увлекался и любил цветы, не мог поверить своим глазам, что это были орхидеи, десятки, сотни, тысячи орхидей, растущие в самой большой на планете оранжерее.

Шесть тысяч километров по реке и через сельву, начиная с крутых склонов Анд, что мы могли видеть у себя за спиной, и кончая дельтой при впадении в Атлантический океан, на другой стороне континента, все это пространство было заполнено миллионами деревьев и орхидей.

И не только для Мишеля и Гонзало, никогда в своей жизни не видевших подобного, но и для меня, познакомившегося с этим чудом во время прошлых моих путешествий, это выглядело как необыкновенное, ни с чем не сравнимое зрелище.

«Река-море», у которого Напо лишь один из больших притоков, рождается в перуанских Андах и устремляется бурным потоком на равнину, унося с собой все, что попадается по пути, но именно там, где она соединяется с Напо, как раз течение ее успокаивается и становится почти ленивым до самого конца.

На расстоянии четырех тысяч километров от дельты река течет на высоте в пятьсот метров над уровнем моря, а дальше, при впадении в нее Рио-Негро, находится уже на высоте всего лишь тридцать метров, но до впадения ее в океан остается еще, ни много ни мало, две тысячи километров. На половине этого пути уровень реки опускается приблизительно три миллиметра на каждый километр, из-за чего скорость потока снижается почти до нуля, но, тем не менее, объем воды, что втекает в океан в период паводка, достигает почти двести тысяч кубических метров в секунду. За сотню километров от берега океан еще не в состоянии полностью растворить в себе ту пресную и грязную воду, что река несет с собой.

Но это медленное течение компенсируется, в свою очередь, глубиной русла, и в своей самой глубокой части достигает глубины в сто тридцать метров, что делает ее проходимой для судов на очень большом протяжении, так что суда с большим водоизмещением могут подниматься вплоть до перуанского города-порта Икитос.

Но что больше всего впечатляет в «реке-море», в моем понимании, это ни ее невероятная водность, ни глубина русла, ни ширина — в некоторых местах достигающая семидесяти километров от берега до берега, а особенный мир, сформировавшийся вокруг нее, необыкновенный мир на площади в семь миллионов квадратных километров, называемый Амазонией, сложнейшая система бесконечных притоков, островов, озер и болот, и, конечно же, сельва.

Хотя, можно было бы сказать, что Амазония, на самом деле, не только сельва, это нечто больше: это джунгли, это чаща, это дебри, вода и трясина, гнилье, мрак, звуки, шорохи, запахи, крики и шепот, тайны и страх, дождь, змеи, москиты, звери… все это и в то же время ничего.

Как человек, выросший в Африке, и хорошо изучивший джунгли от Сенегала до Южной Африки, считаю, что нельзя сравнивать оба эти континента. И хотя африканский животный мир более богат и разнообразен, но, все же, африканский континент более гостеприимен, более обитаем и менее враждебен, чем Амазония.

Африку можно пересечь пешком, и единственным оружием может служить толстая палка, мачете и, лишь в редких случаях, ружье; и чтобы там ни говорили, но никому, абсолютно никому в этом мире, не удалось пройти и сотую часть амазонской сельвы.

А потому, можно сказать, что жизни там нет, и не может быть, дальше и больше, чем на воде или около воды. На берегах ее русла и на берегах ее основных притоков стоят города и поселки, но в глубине, там, где настоящая чаща, ее девственное состояние удалось лишь робко «поцарапать» сборщикам каучуков. Там нет ни дорог, ни просек, ни какой-нибудь силы, способной пробить на длительное время то, что представляет из себя стена из растительности.

Только вода может победить ее. Пути, по которым движется вода на протяжении сотен, а то и тысяч лет, неоспоримы и даже растительность уважает их, хотя и очень часто вторгается на ту, запретную территорию, приобретая своеобразные свойства и формы, как, например, эти огромные водяные лилии, Виктория Регия, что разрастаются на болотах и притоках со спокойным течением, покрывая их почти полностью своими зелеными дисками, похожими на подносы.

И под этими подносами, безобидными на вид и иногда украшенными белыми цветами, скрывается самая большая опасность в этих водах: подстерегающий свою жертву черный кайман, гигантская анаконда и, особенно, небольшая, но свирепая пиранья.

— Пиранья!