Путешествие на тот свет, или Повесть о великом хаджже

В шикарных автомобилях восседают американцы. Они служат в морском и воздушном портах Джидды, на заводе кока-колы и на других предприятиях. Они имеют право жить только на территории компании «Арамко», в столице страны и в Джидде. Но эти ограничения, общие для всех немусульман, вряд ли огорчают их, ибо они хорошо знают, что их доллары проникли аж в самое сердце благословенной Мекки и лучезарной Медины. Ночью часть моих спутников расположилась на каменной суфе, остальные улеглись где попало. К стене одного из магазинов прислонен туго закрученный проволокой тюк. Я отвалил его и сел.

Никто не сделал мне замечания, и я растянулся на тюке. Но лежать на его выпуклом боку оказалось не очень удобно. Проволочные и веревочные узлы впивались в тело. Если пролежать в одном положении более получаса, начинает нестерпимо болеть хребет. Ко всему этому беспрестанный хрип радиодинамиков, который теперь казался в два раза громче, чем днем, рев прилетающих и улетающих самолетов не давал сомкнуть глаз.

― Терпение! ― повторял я про себя слова чиновника аэропорта. ― Иншалла, всему этому придет конец.

Утром администрация аэропорта не сообщила нашему представителю ничего нового.

― Терпение, терпение! Иншалла, будет!

С каждой минутой становилось жарче, и даже на свежем воздухе усиливалось зловоние. Раскрыв над головой зонт, я пошел вон с шумного двора. И здесь будто не часы состояли из минут, а минуты состояли из часов.

День тянулся, словно нескончаемый зимний вечер.

― Дохтур, идите, вас зовет Кори-ака, ― принес известие Алланазар.

― Что случилось? Все здоровы?

― Из лучезарной Медины приехал ишан к вам.

Выходит, что позавчера мы преждевременно сказали «прощай» брату навеки ишану Ахмаду Султану.

Ишан стоял возле суфы, беседуя с паломниками. Увидев меня, он холодно поздоровался. Кори-ака сообщил, что у ишана неожиданно захворала третья жена и он приехал в святую Джидду за знакомым врачом.

Допустим, что я поверю этой легенде, сказал я себе. Ишан столько лет довольствовался услугами врача из своего города, а тут вдруг проделал пятьсот километров ради совета здешнего врача?! Что-то здесь не так. Что же ему нужно?

― Случайно я встретил двух земляков из вашего квартала, ― начал разговор ишан Ахмад Султан. ― Они хотят видеть вас и ждут на улице.

Под тентом одного из ларьков стояли два пожилых мужчины, одетых, как зажиточные арабы. После обоюдных приветствий, ишан представил нас друг другу.

― Это хаджи Саадула, а это хаджи Шукрулло, сыновья муллы Мухсина-парфюмера, ― сказал ишан, показывая на братьев и, многозначительно глянув в мою сторону, прибавил: — Они из квартала Яланбек города Самарканда.

Братья откровенно изучающе рассматривали меня.

― Мы, оказывается, из одного квартала, ― произнес один из них.

― Да, я родился в Яланбеке, но покинул квартал, когда мне было шестнадцать лет.

― Знали нашего отца?

― Нет, но слыхал. Он умер, когда я был совсем маленьким.

― А сколько вам лет?

― Тридцать пять.

― Да, вы тогда действительно были маленьким.

Я совершенно отчетливо понял, что хотя беседа и протекала на улице возле бакалейной лавчонки, но явилась настоящим допросом. Нужно было оставить свое упрямство и беспечность и доказать этим людям, что я есть я, и никто другой. Ведь речь шла о достоинстве гражданина моей страны, на честь которого очень бы хотел наляпать грязное пятно ишан.

― Вы знаете наш дом? ― спросил старший из братьев.

― Конечно. Он находится на границе с кварталом Зари Занджир, ― сказал я и прибавил: ―Я учился в одном классе с вашей сестрой Кубаро.

Я не забыл имя этой девушки потому, что во всей школе у нее был самый красивый каллиграфический почерк и учителя часто забирали ее тетради на выставки в районный Дом пионеров и в отдел народного образования.

Лица братьев прояснились. Особенно у старшего, который, мельком бросив укоризненный взгляд на ишана Ахмад Султана, в знак подтверждения моих слов, беспрерывно тряс седой бородой. Братья задали мне еще несколько вопросов о нынешней жизни, о занятиях и здоровье старых знакомых. Допросы, как правило, относились к бывшим богатеям квартала, которые в свое время держали большие кожевенные, ткацкие, кондитерские и прочие мастерские и лавки. Впоследствии за неподчинение новым порядкам они были выселены и спустя несколько лет, вернувшись в родные края, стали жить плодами своих трудов. Я рассказал хаджи Саадуле и хаджи Шукрулло все, что знал об этих людях.

К концу этого неофициального допроса, настроение обоих братьев переменилось. Пожелав мне доброго пути, они выразили сожаление, что я не располагаю временем побывать у них в гостях. В их тоне мне послышалось извинение.

Ишан Ахмад Султан, вернувшись во двор аэропорта, еще раз обнялся со всеми на прощание и затем, подойдя ко мне, взял мои руки в свои и сказал:

― Ну вот, дорогой, теперь вы вернетесь на родину, Передайте привет всем землякам, которые меня еще помнят.

Я кивнул.

― Не обессудьте за мои рассказы, ― повторил он уже однажды высказанную в Медине просьбу. ―Чтобы гости не скучали, я хотел занять их своими приключениями.

― Вы очень гостеприимны.