Слабым проблеском в мозгу мелькнуло ощущение восстановленного контакта с компьютером корабля. Экраны сферического обзора оставались слепыми. Вся энергия была брошена на противодействие гравитационной ловушке. Будь "блюдце" боевым крейсером, ему, может быть, и удалось бы вырваться. Hо оно было только крошечной конвойной скорлупкой, и возможности его были невелики.
Внезапно гравитационная атака прекратилась. Прямо по курсу в одной десятой астрономической единицы находилось космическое тело размером не меньше планеты. Джел его не видел, но каждой клеткой мозга ощущал его гравитационное поле, — слишком большое, чтобы при столкновении сохранить корабль. Он напрягся.
Последовал удар. Резкость перехода была смягчена направленно только для пилота и центрального мозга корабля. У "блюдца" уже не было энергии, чтобы спасать себя целиком.
Запрокинув голову, Джел смотрел, как медленно, словно раскрывается купол обсерватории, косо раскалывается и распадается в стороны корпус корабля над его головой. Он не думал, что успеет увидеть ледяной мрак космоса, пронзенный иглами звезд, прежде, чем превратится в промороженную мумию. Смерть должна была быть мгновенной и безболезненной.
Вместо этого, заглушая слабое свечение люминофорных панелей, внутрь корабля хлынули потоки ощутимо плотного золотого света, горячий, насыщенный кислородом воздух; и песчаный вихрь, поднятый падением стотонного тела, обошел рубку по кругу, накрывая все прозрачно-тонким белым слоем.
Джел смотрел вверх. Края разлома корпуса слегка дымились.
Его словно обманули. Он не умер. Он дышал, видел, слышал. В голове у него жужжала без всякой системы передаваемая с уцелевших датчиков экспресс-информация.
…освободившись от гравитационного захвата, корабль тормозил с обратным ускорением порядка 300 g…глубина образовавшегося кратера 2,8 м…скорость касания 2 200 м/с (Ничего себе!)…запас энергии исчерпан…основные и аварийные источники, за исключением аккумуляторов, сдохли… периферийная компьютерная сеть уничтожена на 94,7 %… предположительный срок регенерации 5 000 стандартных суточных циклов…
Он прижал ладони к вискам. Потом отнял их. Было тихо. Шуршал пересушенный солнцем песок.
Журчащая струя воды из пробитой цистерны, падая с высоты полутора метров, разбивалась обо что-то твердое. Царапал обшивку лист термоизоляции, вывернувшийся через разлом наружу. Под покосившимся полом в недрах двигателя раздавался треск статических зарядов и, через равные промежутки времени, шелест, напоминающий звук катящегося по кегельбану шара: в антиграве соскочил утяжелитель, и вертушка теперь будет гонять его по кругу, пока ее не остановит трение…
Через метровый в ширину разлом борта ветер вдувал нежно-кремовый песок, и в поисках тени забирались многоножки.
Джел наблюдал.
Широкая полоса света медленно перемещалась ближе к центру рубки. Он дотянулся и положил на край солнечного пятна ладонь тыльной стороной вверх, и через несколько секунд отдернул. С солнцем здесь не шутят.
Он поднялся, подошел к разлому и осторожно выглянул наружу. Солнце стоит в зените. Вокруг, сколько хватает глаз, расстилается волнистая песчаная равнина. Ни деревца, ни кусочка тени, ничего, за что мог бы зацепиться взгляд. Небо золотисто-голубое, безоблачное, высокое и просторное. Две черточки в бездонной высоте — птицы, или?.. В воздухе присутствовало что-то, чего он не знал и не смог определить по собственном опыту: йодистый запах соли. Пустыня. Даже без миражей.
Скей прервал молчание, сказав:
— Пифером спрашивал у меня, сильно ли ты изуродован.
— Почему он не придет и не посмотрит? — отвечал Джел и удивился сам, как зло прозвучал его голос.
Скей с полминуты молчал, сомневаясь, высказать ли вслух свои соображения, или оставить их при себе. С того момента, как пришел в себя, Джел чувствовал, что Скей его боится. Очевидно, на корабле его теперь считали опасным безумцем. Потом Скей все же возразил:
— Вы с Пиферомом квиты, нечего беситься. В конце концов, это его профессиональный долг: все обо всех знать и обо всем докладывать. Ты тоже был хорош, ни за что искалечил трех человек. Тебе-то ребра не переломали, и ноги-руки целы остались. Синяками одними отделался, и этим вот… Успокойся. Так, как сейчас, для тебя будет даже лучше. У тебя было вызывающе красивое лицо. Человеку нельзя быть таким красивым. Это приводит к беде.
Джел хмыкнул, удивившись такому оригинальному подходу.
— Ты хочешь сказать, что с одним глазом мне будет легче жить?
— Я хочу сказать, что ты дешево отделался, — мрачно ответил Скей. — Однажды могло бы выйти много хуже.
Поверх мази Скей наложил на глазницу размоченную в чае гиффу и стал ловко обматывать голову Джела бинтом.