Путешествие на Запад. Том 3

Столь высоко ее здание вознесено,Что утопает оно в небосклоне лазурном;Истинно ей надлежащее имя дано –«Гордая башня из пятицветной глазури».Вверх поднялся ты, и словно из темной норыВырвался – ввысь твои мысли и чувства стремятся,Словно стоишь на вершине священной горы,Той, где нетленного Будды частицы хранятся.Как драгоценный сосуд, отражает сиянье луныПагода эта и звезд отдаленных мерцанье.

С кровли узорной ее чудеса мирозданья,Ход облаков и рождение солнца видны.А колокольцев ее золотой перезвонСлышен в селеньях, лежащих у дальних предгорий,Звон их прелестный и чистый недаром рожденВетром, сюда долетающим с теплого моря.Глянешь окрест – и поверхность огромной землиВидишь впервые, как будто на ней ты и не был,Видишь просторы земные на тысячи ли,Словно живым ты взошел на девятое небо.

Жаль, что покинут людьми удивительный храм,Мудрыми зодчими осуществленное чудо,Что не возносится, мирно струясь, фимиам,Пред изваяньем священным великого Будды.Что поломались решетки искусной резьбыИ потускнели от грязи лепные узоры,Чаши, светильники, трона витые столбыСкрыты увядшими листьями, пеплом и сором.Что запустенье и сумрак, везде воцарясь,Все благолепье былое собой заменили,

И что под слоем густым паутины и пылиЖдет оно лучших времен, до поры затаясь.Приняли много безвинно страданий и мукЖители пагоды, чье светозарное свойствоВдруг прекратилось; но вот устранить неустройствоВзялся Сюань-цзан, и тотчас принялся он за дело,Чтоб омраченная пагода вновь просветлела.

Выметая сор, ярус за ярусом, Танский монах ко времени второй ночной стражи добрался до седьмого яруса. Он уже начал испытывать усталость.

– Отдохните, устали ведь! – сказал Сунь У-кун. – Дайте, я немного помету!

– Сколько же всего ярусов в этой пагоде? – спросил Танский монах.

– Пожалуй, все тринадцать, – отвечал Сунь У-кун.

Превозмогая усталость, Танский монах твердо заявил:

– Нет, я должен сам все сделать, только так я выполню свой обет!

Он подмел еще три яруса, но тут поясница и ноги у него так заныли, что он вынужден был остановиться и сесть на пол.

– Ничего не поделаешь, придется просить тебя подмести остальные три яруса, – сказал он, обращаясь к Сунь У-куну.

Сунь У-кун приосанился и полез на одиннадцатый ярус.

Вскоре он уже был на двенадцатом. Он вошел во вкус и работал, можно сказать, с остервенением. Вдруг с вершины башни до него донеслись голоса. «Странно, очень странно! – подумал он. – Сейчас, должно быть, уже третья стража, кто же в такую пору может разговаривать на крыше пагоды? Не иначе, как снова какая-то нечисть. Пойду погляжу!».

И вот наш прекрасный Сунь У-кун, тихонько ступая и держа под мышкой веник, подобрал полы одежды и, подкравшись к дверям, стал всматриваться через отверстие. Посередине тринадцатого яруса лицом друг к другу сидели два оборотня. Перед ними стояли тарелка с едой, чашка и чайник. Оборотни играли в цайцюань. Проигравший пил штрафную. Сунь У-кун решил воспользоваться своими чарами, чтобы изловить их. Он отбросил веник, в руках у него появился железный посох с золотыми обручами. Держа его наготове, он заслонил выход и крикнул:

– Ну и хороши, черти проклятые. Так вот, оказывается, кто похитил богатства этой пагоды!

Оборотни опешили. Они вскочили на ноги и запустили в Сунь У-куна тарелку, чашку и чайник. Но тот отбил все это своим посохом и пригрозил:

– Если я убью вас здесь, некому будет давать показания на суде! – С этими словами он прижал оборотней концом своего посоха к стене пагоды с такой силой, что они даже пошевельнуться не смогли, будто вросли в нее.