Путешествие по русским литературным усадьбам

В Старках постоянно жили друзья Шервинского: ныне совершенно забытая поэтесса Вера Меркурьева и известный в то время поэт и переводчик А. С. Кочетков. От него до наших дней дошла лишь одна хрестоматийная фраза: «С любимыми не расставайтесь!». Естественно, что Ахматова познакомилась с ними. Ее первый визит в избу Кочеткова окрашен в юмористические тона. Дело в том, что труженик-версификатор, постоянно склоненный над письменным столом, всякую живность полагал священной и неприкасаемой. У него жил наглый кот, отпрыск многочисленного кошачьего семейства, оставленного в Москве. У Меркурьевой же был ручной галчонок. Галочьи и кошачьи повадки были несовместимы; поэтому кота не выпускали из избы. Как сразу поведал Кочетков Ахматовой, гулять с ними приходилось в разных направлениях: владелец кота обходил церковь справа, хозяйка галчонка — слева. Этот зверолюбивый мир удивил Ахматову. Вернувшись домой, она спросила Шервинского — всегда ли там такое безобразие?

На один день 16 июля 1936 года Ахматова с Шервинским и Горнунгом ездили в Коломну. Горнунг сфотографировал Ахматову и Шервинского у Пятницких ворот Кремля, откуда, по преданию, Дмитрий Донской вывел свое войско к Куликову полю. (Ахматова любила фотографироваться, и Горнунг воспользовался этой ее слабостью для того, чтобы сделать множество снимков; они принадлежат к самым удачным изображениям поэтессы.) Конечно, Ахматова не прошла мимо Маринкиной башни. Вместе с Шервинским она поднялась по узкой лестнице на верх ее, к окну, откуда неутомимая искательница русского престола якобы вылетела, обратившись в ворону. Но, кроме того, Ахматовой еще хотелось найти дом, где Пильняк написал «Голый год»; к этому собрату по перу она испытывала смешанное чувство; высоко ценя его одаренность, она справедливо полагала, что погоня за жизненным успехом и близость к властям постепенно убивают в нем художника. Тем не менее Ахматовой хотелось взглянуть на места, запечатленные в первом (и, может быть, лучшем) романе Пильняка. Она знала, что Пильняк венчался в Старках, в той самой баженовской церкви, которую она видела каждый день. Однако дома Пильняка Ахматова с Шервинским так и не нашли, хотя не раз проходили по улице, где он когда-то жил; дом был заслонен другими постройками.

Во время войны Ахматова и Меркурьева вместе были в эвакуации в Ташкенте. Встреча со старой знакомой оживила воспоминания; ими было продиктовано стихотворение, казалось бы, совершенно не связанное с окружающей обстановкой. Оно так и называется «Под Коломной» и посвящено Шервинским:

…Где на четырех высоких лапахКолокольни звонкие бокаПоднялись, где в поле мятный запах,И гуляют маки в красных шляпах,

И течет московская река, —Всё бревенчато, дощато, гнуто…Полноценно цедится минута

На часах песочных. Этот садВсех садов и всех лесов дремучей,И над ним, как над бездонной кручей,Солнца древнего из сизой тучи

Пристален и нежен долгий взгляд.

По поводу этого стихотворения Шервинский отметил, что в Старках (и вообще в окрестностях Коломны, богатых белым камнем) господствуют каменные постройки; там вовсе не «всё бревенчато, дощато, гнуто». Ахматова не заметила (а может быть, не хотела заметить) специфики тех мест; она отталкивалась не от реальности, а от своих представлений о русской сельщине.

Меркурьева упорно приглашала в Старки недавно вернувшуюся из эмиграции Цветаеву. Их знакомство относится еще к 1918 году. После ареста мужа и дочери Цветаева оказалась и одинокой и бездомной. «Москва меня не вмещает», — писала она Меркурьевой, которая протянула ей руку помощи. После начала войны 12 июля Цветаева буквально бежала из Москвы в Старки. Она поселилась в той же избе, где ранее жил Кочетков и куда приходила Ахматова. Но скрыться от слухов, от гнетущего ожидания катастрофы было невозможно. Уже 24 июля Цветаева вернулась в столицу, постепенно принимающую облик прифронтового города. В памяти Шервинских (они не были знакомы) осталась только женская фигура, шедшая мимо их флигеля к колодцу.

Ахматова вновь приехала в Старки только летом 1951 года. С этого времени, вплоть до 1956 года, она здесь постоянная гостья. Это был как бы период ожидания; поэтесса предчувствовала приближение своего «предзакатного ренессанса». Со Старками связан цикл «Шиповник цветет» (ряд стихотворений в рукописи так и помечен: «Под Коломной», «Старки»).