Путешествие по Советской Армении

Очарованьем таинственных словГоры друг с другом ведут разговор,Славя в едином хору голосовМощный Лалвар — повелителя гор.…Сприходом весны один за другимИдут караваны к прохладным горам.Спасаясь от зноя, из жарких долинДвижутся арбы татар и армян.

Звонко в ущелье: бубенчик поет,Лошади ржут, слышен цокот подков.Нар[167]впереди каравана идет,Страшно рыча, он ведет верблюдов.Один маслобойку везет с кувшином,Остов шатра водружен на другом.Так в талисманах, в кистях, по горам,Плавно качаясь, идет караван.Блеет овца, подзывая ягнят,

Вторя корове, теленок мычит;И, за собою ведя буйволят,Буйвол вперед перед стадом бежит.Мчатся овчарки и, за день устав,Дышат с трудом, тяжко свесив язык.Где-то щенок, от собаки отстав,Громко визжит, и разносится визг.Там пастуха молодая жена,

Крепко дитя привязав за спиной,Стадо сгоняет. Супругу онаРада помочь незлобивой душой[168].(Перевод Норы Адамян)

В идиллической обстановке кочевий разыгрывались большие человеческие драмы. Когда композитор Армен Тигранян задумал создать армянскую оперу, он обратился к поэме Ованнеса Туманяна «Ануш», где жертвою древнего обычая мести «кровью за кровь» гибнут две молодые жизни. И лучшей страницей в опере сделался праздник вознесения (по-армянски «Амбарцум»), весенний праздник, дошедший до христианства из древнейших времен язычества:

Амбарцум настал. Горы зацвели.Дно долин горит, как ковер, вдали.Девушки пошли на горы гулять,Собирать цветы, песни петь, гадать.

Амбарцум — яйла,Яйла-джан, яйла,Тени гор, яйла,Яйла-джан, яйла [169].(Перевод В. Державина)

При жизни О. Туманяна старый обычай в Лори был еще жив и не хотел сдаваться. Он держал людей любовью к прошлому, памятью детства. Потом на кочевья пришел новый, советский быт. Потянулись яркие, в красивых плакатах, хорошо оборудованные палатки-вагоны. Они несли газету, книгу, лекарство, совет. На кочевках между шатрами кочевников появились «культ-пункт», «изба-читальня», «лечпункт», «ясли», «консультация». И эти слова скоро вошли в быт кочевника.

…К полудню ясное лорийское небо становится дымным. Надвигаются очертания заводских труб, мощный профиль медеплавильного завода. Новый большой город встает по обе стороны полотна, стесненного ущельем: станция Алаверди. Это центр одного из крупнейших в Армении промышленных районов, Алавердского.

Мы начали свой объезд Армении с крайнего юга — Зангезура, где обогащенная медная руда грузится мягким, рассыпчатым концентратом в вагоны, чтоб идти в далекий путь на север. Здесь, на севере, кончая свое путешествие по республике, при выезде из нее мы снова встречаем старую знакомую — шоколадный порошок медной зангезурской руды, прибывшей к месту своего назначения. Она выгружается на землю прямо у завода, потому что завод спустился к самому полотну дороги. Раньше только один завод здесь и был, да еще два-три жилых дома, несколько станционных построек и крохотный духанчик, где хозяин лениво ставил вам на прилавок вино и сердито отказывал в стакане чаю: «Не держим!» Но за два десятка лет единственный медеплавильный завод вырос в целый комбинат, задымили трубы сернокислотного и купоросного заводов, побежала чистая родниковая вода по трубам водопровода, поднялся город с магазинами, театром, большими жилыми домами, покрылась асфальтом красивая городская площадь, а на площади встал стройный, похожий на аштаракский, архитектурный «триптих» родника. Городу очень тесно и некуда податься, но он растет вдоль ущелья, карабкается на склоны гор.