Путешествие с Даниилом Андреевым. Книга о поэте-вестнике

Ушкуйник, смерд, боярин и купецИх, как владык таинственных, просилиВнести за них сокровище в ларец —В незримый Кремль, в небесный Град России.За грех царей, за буйства пьяных сел,За кривду войн, за распри, за разруху,Они за нас — за всех, за вся, за все —Несли страду и горький подвиг духа. —В наш поздний век — кто смеет на РусиИзмерить мощь молитвы их смиренной,

Кто изъяснит, чья помощь в небесиЕе хранит над самою геенной?

Вслед за схимниками поэт говорит о таком символическом образе Святой Руси, как Китеж, в который

…на дно голубое,В недоступную глушь,Сходят чудной тропоюСонмы праведных душ.Там служенья другие,У иных алтарей;Там вершит литургиюСам Исус Назарей…

Как раз исхоженные Даниилом Андреевым под Трубчевском глухие леса были тем «лоном отчего бора», где ему виделся прообраз Святой Руси, к которому он обращался с задушевным призывом:

Помолитесь Христу,Завершайте УзорыПо святому холсту.

Но в заключительном стихотворении цикла поэт не может смиренно принять схимнический идеал Святой Руси, тех, «Кто бедным схимником в скиту… / Ценил лишь ангельский итог, / Творя Небесный Кремль — чертог, / Град / русских». В нем он говорит, что те, кто не уходил от жизни, от

«гражданских битв», кому «дух расширили века», кто видит «тысячеслойность» космоса, кому, по словам Блока, «внятно все», пойдут к «Вечному Граду» иным путем. Завершает это удивительное по своей мысли стихотворение утверждением того, что созидательный путь к Святой Руси должен быть продолжен не только молитвенным подвигом:

…Третий Рим лежит в золе,Дорог в отшельнической мглеНетдале.

Из тонких иноческих рукНаперсники свободных вьюгСветвзяли.

На вопрос, каков должен быть путь «наперсников свободных вьюг», поэт попытался ответить «Розой Мира», в которой, как и в стихах, Святая Русь, или Небесная Россия, предстает русским путем к вышнему Свету. Путем, чрезвычайно важным для всех, но совсем не единственным. Хотя зримо перед ним предстает лишь этот родной путь, потому он говорит о вере в то, что «народом возводится столп небывалого храма / В Мекке грядущих эпох — в боговенчанной Москве!», и обращается к Богу:

Дай трудиться в небе с другими вместе,Кто собор нетленный создает векамиНад землею русской.

Образ Святой Руси — Небесной России у Даниила Андреева в главном близок народным поэтическим представлениям. Образ же Святой земли, воспринятый им во многом через иные культуры и сугубо литературные источники, связан с народным лишь в тех его стихотворениях, которые основаны на евангельском повествовании. Это видно в одном из самых выразительных религиозных стихотворений Даниила Андреева — «Двенадцать евангелий». В нем описывается, нет, переживается поэтом то, что теснее всего связывает Святую Русь со Святой землей — церковная служба, в которой звучат евангельские слова, вновь повторяются события Страстного Четверга. Эти события вместе с Христом переживает в глубоких внутренних бореньях стоящий в храме поэт, взывая к Нему:

…Из дремоты тяжкойНе различить Его кровавых слез…

Боренье смертное, мольба о чашеЕдва доносится… Христос!Века идут, а дрема та же, та же,Как в той евангельской глуши…

Рассказав о казни Христа так, как будто эта казнь свершилась только что, и Голгофа совсем рядом, в тени московской ночи, поэт проходит «вдоль пустынных, серых автотрасс», въяве ощущая, что именно в это время «в саду таинственном, у гроба, / Стража спит, глуха и тяжела».

С картин Святой земли и евангельских событий начинается цикл «Дом Пресвятой Богородицы», вошедший в главу «поэтического ансамбля» «Голубая свеча»:

Сумрачные скалы Галилеи,Зноями обугленные впрах…По долинам — тонкие лилеиДа стада в синеющих горах.Странный вечер… Край Ерусалима,Тихий дом. Двенадцать человек…