– Так ведь он, вроде, Петрович, а не Саввич?
– Да какая разница, – еле слышно прошептал Порохов, крайне довольный увиденным. – Главное – сосала!
Дело, очевидно, шло к развязке. Вот уже руки Иван Петровича сползли с подлокотников кресла и опустились на голову Марины. Он уже не подчинялся её ритму, но задавал свой, совершенно невообразимый. Внезапно, весь вытянувшись, он как-то странно захрюкал (ну, точно – боровчонок, – подумал Порохов), руки его вдавили голову Марины к себе в пах, а ноги задёргались по полу.
Так продолжалось не более пяти секунд. Затем руки его упали, весь он обмяк и отпустил девушку от себя. Марина встала, обернувшись, увидела вошедших, но нисколько не смутилась. Наоборот, как бы с завистью посмотрела на подругу: уж той-то достался наездник покруче. Ещё бы: кричала Тамара, наверное, на весь коттеджный посёлок.
Увиденное неожиданно распалило вошедших. Порохов словно почувствовал себя лет на …дцать моложе, когда он мог вот так, запросто, с утра и до утра заниматься любовью. Тамара, словно некие флюиды от Порохова передались и ей, уже потянула Иннокентия Владиславовича назад, в бассейн.
Однако, тут случилось непредвиденное. Лежавший около минуты в отключке Иван Петрович вдруг приоткрыл один глаз, обвёл им помещение и, заметив стоящих голыми Порохова и Тамару, совершенно будничным тоном произнёс:
– Вы тоже, вроде, успели? Вот и ладненько. Теперь, девоньки, вы уж извините, но нам с Иннокентием Владиславовичем побеседовать необходимо.
– Блин, вот она: номенклатура, – подумал про себя уже достаточно заведённый увиденным Порохов, однако вслух сказал нечто обратное: – конечно, девочки, вы пока поплавайте, а мы пойдём, в гостиной посидим, побеседуем. Идите, плавайте.
В роскошном, белом махровом халате, надетом прямо на голое тело ещё в предбаннике, Иван Петрович, устроившись в широком и мягком кресле у камина, начал разводить огонь. Тем временем Иннокентий Владиславович выбрал на сервировочном столике пару широких стаканов с тяжёлым дном. Сыпанув в каждый до половины льда из хрустального, отделанного поверху серебром ведёрка, налил грамм по сто "Чивас Ригал" двенадцатилетней выдержки и присоединился к гостю.
Задумчиво глядя на огонь, со стаканом в руке, Иван Петрович ждал, что же скажет хозяин. Но и тот не спешил с разговором. Наконец, не выдержав, первым прервал затянувшуюся паузу гость:
– Славные девушки, жаль только, больше не доведётся вот так покувыркаться.
– Иван Петрович, дорогой, для тебя – хоть каждую неделю такие посиделки могу устраивать.