Картина, открывшаяся его взору, завораживала: на мягком, накрытом простынёй диване, чуть постанывая раскрытым от наслаждения ртом, лежала Марина. Одну ногу она закинула на высокую диванную спинку, другая свешивалась почти к самому полу. Правой рукой Марина гладила свою роскошную грудь, пощипывая сосок, который уже набух от возбуждения, став похожим на большую коричневую фасолину. В то время, как её левая рука покоилась в районе паха, на голове Тамары.
Та, с видимым наслаждением, вылизывала вульву подруги, прогнувшись в спине и отставив вверх свою тугую попку. Одной рукой Тамара гладила Марину по груди, терзая свободный сосок, второй же рукой, просунув её под животом, она гладила и теребила пальчиками свою маленькую, ненасытную киску.
Завороженный происходящим, Иннокентий Владиславович, казалось, забыл всё на свете. Боясь даже пошевелиться, чтобы не разрушить всё очарование момента, он тихо стоял у двери, чувствуя, как непреодолимое желание нового соития охватывает всё его естество. Полностью поглощённый созерцанием лесбийских ласк, он даже не заметил, как подошёл Соковнин. Устав ждать возвращения партнёров у камина, он решил поторопить их сам и теперь, такой же завороженный, как и Порохов, стоял рядом с ним, наблюдая происходящее через его плечо.
– Что это? – тихо спросил он Иннокентия Владиславовича севшим вдруг от охватившего его волнения голосом.
– Борьба нанайских мальчиков с нанайскими же девочками, – так же тихо, чтобы не услышали девушки, усмехнулся Порохов. – Ты что, Петрович, телевизор никогда не
смотришь? Лесбийская любовь, вот что это.Сказал, и тут же осёкся. Стоило только Соковнину оценить сказанное, как издевку Председателя над собой, как самая надёжнейшая из крыш, только что обретённая последним, тут же рухнула бы на его собственную голову.
Но Иван Петрович, казалось, уже ничего не слышал. Всё его внимание было обращено туда, где вовсю разворачивалось прежде никогда не виданное им действо. Зрелище было настолько возбуждающим, что оба зрителя уже просто не могли сдерживаться. Порохов скосил глаза на Соковнина и, не без удивления увидел, как тот, засунув руку между складок халата, теребит ею у себя в паху.
– Каковы сучки, а? – всё так же тихо, почти шёпотом, спросил Иннокентий Владиславович. – Может, повторим заход? Хочешь мою?