Путешествие шлюпок с «Глен Карриг»

Как уже говорилось, нам все же удалось вернуться в открытое море, где мы могли чувствовать себя в полной безопасности от страшных ночных тварей. Это обстоятельство многих из нас привело в приподнятое расположение духа, хотя прошло еще немало времени, прежде чем мы окончательно избавились от ужаса, внушенного нам пребыванием в Стране Одиночества. В моей памяти сохранилось еще только одно обстоятельство, о котором следовало бы упомянуть, прежде чем завершить рассказ об унылой и страшной стране, в которой мы побывали. Я имею в виду найденные Джорджем бумажные мешочки, которые были исписаны женской рукой. В спешке, которой сопровождался наш отъезд, юнге просто не пришло в голову взять их с собой, однако в кармане его куртки каким-то чудом сохранился бумажный обрывок, а на нем — несколько строк. Насколько мне помнится, там было написано примерно следующее:

«…я ясно слышу голос моего возлюбленного, который рыдает и стонет в ночи, и я иду, чтобы разыскать его, ибо не в силах больше выносить одиночество. Да смилуется надо мной Господь».

И это было все.

На протяжении суток мы удалялись от враждебного берега, держа курс строго на норд. Дул умеренный бриз, мы поставили парус и благодаря этому преодолели значительное расстояние. Весь первый день плавания море оставалось относительно спокойным, хотя с зюйда нас то и дело нагоняли неторопливые водяные валы, похожие на маленькие горы.

Но на второй день после нашего спасения из Страны Одиночества начались наши приключения в Море Безмолвия, о которых я постараюсь рассказать так подробно, как только смогу.

Итак, ночь была тихой; лишь благоприятный ветер продолжал гнать наши шлюпки вперед и вперед. Перед рассветом бриз внезапно улегся; был полный штиль, и мы легли в дрейф, надеясь, что с восходом солнца ветер снова поднимется. Так оно и вышло, вот только ветер оказался совсем не таким, как нам желалось. На восходе небо на востоке окрасилось малиново-алым; довольно скоро зловещее зарево распространилось и на его южную часть, так что весь горизонт перед нами казался объятым зловещим багрово-красным огнем. Увидев эти грозные признаки, боцман велел нам готовить шлюпки к шторму, которого следовало ожидать с зюйда, ибо именно с той стороны шли на нас медлительные, могучие валы. Сомневаться в справедливости его слов, увы, не приходилось, и мы поторопились достать всю парусину, какая у нас была — полтора рулона ее мы взяли на бриге, кроме того у нас имелись просмоленные шлюпочные чехлы, которые крепились штертами к медным уткам [71]под планширом

[72]и в случае надобности могли закрыть лодку от носа до кормы. Потом мы установили хранившиеся в шлюпках разборные щиты-карапасы, принайтовив их опоры к банкам. На щиты мы уложили внахлест два длинных куска парусины и закрепили таким образом, чтобы они свешивались на планшир; получилась своего рода жесткая крыша с уклоном к бортам, благодаря которой шлюпку не захлестывали даже самые высокие волны.

Пока одни натягивали парусину и прибивали ее гвоздями, остальные связывали вместе реек, [73]мачту и весла; к ним мы прикрепили довольно длинный пеньковый канат толщиной три с половиной дюйма, который вместе с парусиной отыскался на бриге. Канат мы пропустили через носовой рым [74]

и принайтовили к передним банкам, предварительно оклетневав [75]узкими полосками парусины, чтобы предохранить от перетирания. На фалинь [76]решено было не полагаться, ибо он был слишком тонким и коротким, чтобы послужить нашим целям. Те же операции проделал и экипаж второй шлюпки.

Когда парусина была уложена, мы натянули сверху шлюпочный чехол и притянули к уткам под планширом. Таким образом, почти вся наша лодка оказалась защищена от воды; только на корме мы оставили свободное пространство, чтобы рулевой мог встать во весь рост, ибо шлюпки управлялись не обычным рулем, а рулевым веслом. Покончив с этой важной работой, мы стали крепить и прятать все, что было не закреплено, готовясь встретить шторм, способный наполнить ужасом самое отважное сердце, ибо небо так потемнело и нахмурилось, что каждому было ясно: нам предстоит бороться не просто с сильным ветром, а с настоящим ураганом. На море тем временем развело изрядное волнение. Набегавшие с зюйда валы с каждым часом становились все более высокими; пока, впрочем, они оставались довольно отлогими, словно состояли не из воды, а из плотного и тяжелого масла, однако при одном взгляде на эти громады, грозно черневшие на фоне багрового неба, у нас невольно захватывало дух.