Я сказал, что меня впечатлил этот образ. Поэтому мне интересно, каким образом дон Хуан к нему пришел. Откуда он знает, что дело со смертью и последним танцем воина обстоит именно так.
– Все очень просто, – ответил дон Хуан. – Человек знания
– Ты имеешь в виду, что сам видел последний танец воина?
– Нет. Человек не может быть его свидетелем. Только смерть. Но я
– Она была похожа на личность?
– Смешной ты человек. Полагаешь, что, задавая вопросы, сможешь все понять. Я не думаю, что это тебе удастся, но кто я такой, чтобы говорить наверняка? Смерть не похожа на личность. Скорее это некое присутствие, присутствие чего-то неопределенного. Можно выбрать разные способы говорить о ней. Можно сказать, что смерть – ничто. И в то же время смерть – это все. И то, и другое утверждения – верны. Смерть становится тем, что ты хочешь в ней увидеть. Мне легко иметь дело с людьми. Поэтому для меня смерть – это личность. Кроме того, я склонен к мистификации. Поэтому смерть является мне с пустыми глазницами. Я могу смотреть сквозь них, как сквозь два окна. И в то же время они двигаются, как обычные глаза. Поэтому я могу сказать, что смерть пустыми глазницами смотрит на воина, исполняющего свой последний танец.
– Но все это именно так только для тебя, дон Хуан, или для любого воина?
– Для любого воина, у которого есть
Образы смерти, созданные доном Хуаном, растревожили меня. Я не мог подобрать слов для вопросов. Я даже начал заикаться. Дон Хуан с улыбкой смотрел на меня.
– Ну-ну, давай, давай, – подбодрил он.
Я спросил, зависит ли то, в каком виде воин воспринимает смерть, от его воспитания. В качестве примера я привел индейцев юма и индейцев яки. Сам я полагал, что именно воспитанием в значительной степени определяется то, как человек видит свою смерть.
– Воспитание не имеет никакого значения, – ответил он. – Все зависит от личной силы. Личность человека – это суммарный объем его личной силы. И только этим суммарным объемом определяется то, как он умирает.
– Что такое личная сила?
– Личная сила – это чувство. Что-то вроде ощущения удачи или счастья. Можно назвать ее настроением. Личная сила человека и ее накопление никак не связаны с его происхождением. Я уже говорил, что воин – это охотник за
Я сказал, что он все же своего добился и что ему удалось убедить меня настолько, насколько это вообще возможно. Он засмеялся:
– Это – не та убежденность, которую я имею в виду.
Два-три раза он мягко ударил меня кулаком по плечу и со смешком добавил:
– Мне не нужны твои комплименты, ты же знаешь.
Я почувствовал, что должен заверить его в своей абсолютной серьезности.
– Не сомневаюсь, – сказал он. – Но под убежденностью подразумевается способность к самостоятельным действиям. А для того, чтобы этого добиться, тебе предстоит еще предпринять усилия. Ты должен сделать еще очень и очень много. Ведь ты же только начал.
Он немного помолчал. На лице его отразилась безмятежность.
– Ты иногда до смешного напоминаешь мне меня самого, – продолжал он. – Я тоже не хотел становиться на путь воина. Я считал, что вся эта работа никому не нужна. Если нам все равно предстоит умереть, какая разница – умереть воином или не воином. Но я ошибался. Однако к этому заключению я должен был прийти самостоятельно. Только когда человек сам убеждается в том, что неправ и что разница – невообразимо огромна, тогда он – убежден. И дальше может продолжать самостоятельно. И даже самостоятельно стать человеком знания.
Я спросил, кого он называет человеком знания. Он ответил:
– Того, кто должным образом неуклонно преодолевает все трудности обучения. Все. Того, кто без спешки и медлительности идет как можно дальше по пути раскрытия тайн личной силы.
Потом дон Хуан сказал, что это – не тема для обсуждения. Он сказал, что единственное, чем я должен интересоваться, – это накопление личной силы.
– Но я не понимаю! – возразил я. – Мне действительно непонятно, к чему ты ведешь.