Французская литература о Жакмоне небогата (монография Пьера Маэ 1934 года и коллективная работа, подготовленная группой ученых Национального музея естественной истории). Зато среди современников, оставивших воспоминания о путешественнике, были великие французские писатели Стендаль и Мериме.
В 1862 году, прочитав роман «Отцы и дети», Проспер Мериме писал Тургеневу: «Базаров очень похож на Виктора Жакмона, но Жакмон сердечнее и не такой скептик». По-видимому, на Мериме произвела впечатление самоотверженность н смелость Базарова, его напряженная воля, так свойственная французскому путешественнику Виктору Жакмону.
Другой крупнейший писатель Франции, Стендаль, также хорошо знал и высоко ценил Жакмона, который был моложе автора «Красного и черного» на 18 лет. Жакмон же принадлежал к немногим современникам Стендаля, признававшим его великий талант. Стендаль со свойственной ему непосредственностью писал в «Записках эготиста»: «В Викторе я предугадываю человека выдающегося, подобно тому, как знаток (простите мне это слово) угадывает прекрасную лошадь в четырехмесячном жеребенке с невыправившимися ногами. Он стал моим другом… Виктор Жакмон — многими головами выше всех, с кем я познакомился в первые месяцы после возвращения в Париж».
Проспер Мериме принадлежал к тому же поколению, что и Жакмон. Проходили годы, но Мериме не забывал своего друга. В 1867 году в предисловии к очередному изданию писем путешественника он описал внешность Жакмона: «Виктор Жакмон высокого роста — пять футов десять дюймов и казался еще выше от худобы и оттого, что голова у него была небольшая. Длинные вьющиеся темно-каштановые волосы частично закрывали его лоб, глаза у него были темно-серые, и, так как он был очень близорук, многим казалось, что взгляд у него какой-то рассеянный. Что же касается выражения лица, то оно так быстро менялось, что даже трудно было его определить. Прелесть его ума именно и заключалась в полном отсутствии вычурности и изысканности… Добавлю, что необыкновенно приятный тембр его голоса тоже, вероятно, немало содействовал его успехам как собеседника. Я никогда не слыхал голоса более музыкального от природы».
И Стендаль и Мериме отмечают, что Жакмон часто был слишком нетерпимым к глупости и пошлости окружающих и не скрывал своего отрицательного отношения к ним; последнее обстоятельство увеличивало число его недругов.
Стендаль часто посылал своему молодому другу рукописи и серьезно считался с его замечаниями. Мериме так оценивает литературные способности Жакмона: «Он писал с блеском, точно так же, как господин Журден говорил прозой, сам об этом не догадываясь. Он поразительно владел пером. Я держал в руках рукопись его „Путевого дневника“, который в печати составляет четыре тома ин-кварто. И хотя записи эти велись наспех изо дня в день, часто под открытым небом или в дырявой палатке, в них почти нет помарок, да и впоследствии в корректуре мне нечего было поправлять, кроме нескольких опечаток».
Жакмон очень рано проявил свое пристрастие к геологии и ботанике и сочетал усидчивую работу в лаборатории и библиотеке с постоянными путешествиями. Известно, что в 1821 году он совершил длительный поход по Южной и Центральной Франции.
В 1822–1826 годах Жакмон был постоянным посетителем салона графа де Траси, завсегдатаями которого являлись Стендаль и Мериме. Здесь молодой ученый встречался с известным философом и экономистом Клодом Дестю де Траси, видным участником французской революции Лафайетом, историком Огюстеном Тьерри, художником Жераром и другими выдающимися людьми. Жакмон любил музыку и театр, его близким знакомым был композитор Россини, он хорошо знал известную певицу Джудиту Пасту и был влюблен в другую итальянскую певицу, Аделаиду Скьяссети, о которой Стендаль писал: «Это, мне думается, самое прекрасное контральто из появлявшихся когда-либо во Франции». В октябре 1826 года Жакмон отправился в первое длительное путешествие. Он побывал в Соединенных Штатах и на Гаити. Через год, вернувшись на родину, Жакмон начал готовиться к поездке в Индию.