Пройдя около 20 верст по пустыне, я не нашел в ней никаких признаков органической жизни, не встретил ни одного живого существа. Черешки тополевых листьев, занесенных бурями из долины Нии-дарьи в эту мертвую землю, были единственными виденными в ней предметами органического происхождения. Не подлежит, однако, сомнению, что она была некогда довольно обильно орошена. Об этом свидетельствуют сухие русла древних потоков с галькой, бороздящие местами сай и направляющиеся с запада на восток в долину речки Ния-дарья. Полное отсутствие в этих руслах свежих наносов, землистого налета на гальке, а также растительности и ее остатков указывают на давность периодического движения по ним воды, оставившей, однако, в них явственные следы своего пребывания. Да и помимо указанных признаков древности этих русел, никак нельзя допустить современное существование периодических потоков в стране, в которой, по единогласному свидетельству ее обитателей, ныне вовсе не выпадают обильные дожди.
По возвращении из пустыни я долго беседовал с настоятелем монастыря Магометом-Асламом. Во время этой беседы почтенный старец, между прочим, уверял меня, что имам Джафар-Садык проповедывал "ислам в Кашгарии будто бы по пророчеству Иисуса Христа". По его словам, в сунне37 есть одно из откровений Магомета своим ученикам, свидетельствующее о таком пророчестве. В этом откровении Магомет сказал: "пророк Иисус, живший 600 лет тому назад в земле Иудейской, предвозвестил, что один из моих потомков отправится в глубь Азии на проповедь преподаваемого мною вероучения, которое будет принято и распространится между многими народами той страны". Имам Джафар-Садык, продолжал далее старец, был действительно потомок Магомета, о чем свидетельствуется в описании его жития. Он родился в Медине и около 1 000 лет тому назад отправился оттуда с дружиной в 500 человек на проповедь ислама в Среднюю Азию. Имам проповедывал сначала в Бухаре, а потом прибыл в Кашгарию, жители которой в то время исповедывали буддизм, и начал проповедь с Кашгара, затем переходил последовательно в Яркенд и Хотан. Проповедь его возбудила сильное неудовольствие буддийского духовенства, по наущению которого тогдашние местные владетели стали преследовать проповедника. В особенности много неприятностей претерпел он в Хотане, откуда наконец должен был бежать со всей своей дружиной в пустынную местность, соседнюю нынешней Нии. Вслед за ним отправлен был из Хотана большой отряд войск, который настиг имама при входе речки Ния-дарья в пустыню, а там разбил наголову его дружину. Сам Джафар-Садык, тяжело раненный в этой битве, бежал с немногими сподвижниками по долине речки Ния-дарья на север и близ нынешнего монастыря скончался от ран. Уцелевшие сподвижники омыли его тело и погребли в той самой могиле, в которой оно сохраняется нетленным по настоящее время. Впоследствии благочестивые мусульмане соорудили над этой могилой мавзолей и построили близ нее монастырь.
Так повествовал мне почтенный старец о деятельности и судьбе имама Джафара-Садыка. Ай-толан, по его словам, была действительно родственница имама, сопутствовавшая ему во все время странствования от Медины, которую он отправил вместе с дочерью Люнджилик-Ханум перед битвою с неверными в безопасное место -- в горы Кун-луня. Там постигла этих женщин трагическая участь, описанная местным летописцем по преданиям. Передав мне вкратце содержание летописного сказания о судьбе Ай-толан и ее дочери, старец Магомет-Аслам повторил почти дословно рассказ о них настоятеля монастыря Люнджилик-Ханум.
П. К. Козлов, ездивший с казаком и монастырскими пастухами вниз по речке Ния-дарья до места ее исчезновения, по возвращении оттуда сообщил мне следующие сведения о посещенной им местности. В шести верстах ниже монастыря два рукава речки, вытекающие из нижнего озера, сливаются, а Ния-дарья от соединения ее рукавов течёт в одном русле версты две на север, уменьшаясь постепенно на этом протяжении, и наконец исчезает в обширной плоской впадине. Поблизости этой впадины лежат две сообщающиеся с нею небольшие плоские же котловины, наполняющиеся одновременно водой в период разлития речки. В это время, по словам пастухов, во всех трех впадинах образуются мелкие озера, совершенно высыхающие осенью. Севернее впадин, в тополевом лесу, заметно древнее ложе речки Ния-дарья, в котором ныне вовсе не бывает воды даже во время половодья этой речки. Оно явственно различимо на протяжении около 10 верст к северу от впадины, принимающей речку, и на берегах его растет густой тополевый лес. Далее на север русло становится едва заметным и обозначается на расстоянии двух верст кустарником, покрывающим его берега; еще далее долина переходит в совершенную пустыню, в которой возвышаются местами длинные песчаные гряды почти меридионального направления. Такие же гряды покрывают изредка долину и южнее, между параллелями монастыря и северного предела древесной растительности.