– Прощайте вы, верные последователи Будды, для кого смерть – это пустяк, ведь земное существование – тщета, все переменчиво, а смерть неминуема. Вскоре и я подчинюсь этой суровой необходимости. Прощайте! Я лишь ненадолго опередил вас.
Уверенный, что он умрет до полуночи, король призвал своего единокровного брата Его Королевское Высочество Кром Хлуангвонгсе, Его Светлость первого министра Чао Пхья Кралахома и других сановников. Он торжественно вверил их заботам своего старшего сына Чаофа Чулалонгкорна и свое королевство, а также изъявил свою последнюю волю: выразил надежду, что Сенабоди, выбирая его преемника, отдаст свои голоса за того, кто примирит все стороны, ибо тогда страна будет избавлена от вражды и распрей. Затем он сказал, что завершает свой жизненный путь, и заклинал их не предаваться отчаянию и не удивляться тому, что он их так внезапно покидает: «Эта неизбежность ждет каждое существо, что приходит в этот мир». Затем он обратил взор на маленький образ своего обожаемого Учителя и, казалось, на время погрузился в мрачные раздумья.
– Такова жизнь! – И это были последние слова самого выдающегося короля-буддиста. Он умер как философ, спокойно рассуждая о смерти и ее неизбежности. В это последнее мгновение рядом с ним находился только его приемный сын Пхья Бурут. Король поднял перед лицом сложенные ладони в привычном жесте благочестия, затем вдруг голова его запрокинулась, и он скончался.
Той же ночью Сенабоди без лишних споров и раздоров избрал преемником Маха Монгкута его старшего сына Сомдеч Чаофа Чулалонгкорна; а принц Джон Вашингтон, старший сын покойного Второго короля, унаследовал трон своего отца под именем Кром Пхра Раджа Бовавн Схатхан Монгкун. Титул нынешнего Верховного короля (моего ученика – доброго человека с задатками многообещающего ученого) – Прабат Пхра Парамендр Маха Чулалонгкорн Кате Клао Чао-ю-Хуа.
Прошел примерно год после моего первого – неприятного – разговора с Маха Монгкутом. Я постоянно исполняла две должности – учителя и секретаря. Как-то раз, редактируя письмо Его Величества графу Кларендону, я поняла, что любая попытка внести частичные поправки придаст еще больше двусмысленности его словам и испортит яркую оригинальность королевского стиля. Посему я принялась слово в слово переписывать письмо, лишь иногда осмеливаясь чуть-чуть подкорректировать то или иное выражение, как, например, во фразе: «Спешу с
До моего приезда в Бангкок король обычно по ночам посылал за кем-нибудь из миссионеров, которого выманивали из постели обманом или силой и на лодке доставляли во дворец (а плыть до него приходилось несколько миль). Видите ли, ему не терпелось выяснить, какое слово элегантнее звучит – «мрачный» или «темный», «завуалированный» или «неясный». И если бедняга миссионер осмеливался отдать предпочтение менее цветистой форме выражения, в ответ от короля он слышал что-нибудь насмешливое, высокомерное, а то и оскорбительное, после чего его отправляли восвояси, даже не извинившись за то, что столь бесцеремонно нарушили его покой.