Путешествие вокруг вулкана

Все же Марк ловко поймал первое же прояснение и повис над горой. Приземляться нам было опасно. По знаку Марка я спустила капроновую лестницу. Когда мы летали вместе с профессором, я из озорства несколько раз спускалась по капроновой "ленте" на землю. Ведь я хорошая спортсменка. И вот теперь это пригодилось в тяжелый момент.

Через несколько минут Харитон, тяжело дыша, с обожженными легкими, в тлеющей одежде, взобрался в вертолет и рухнул на пол. По всем правилам, я быстро забрала лестницу и прихлопнула дверь. Потом наклонилась над Харитоном. Он был в сознании, но совершенно обессилел. Лицо его распухло, закоптилось и приняло багровый оттенок. Он посмотрел на меня, как будто хотел улыбнуться, но вместо того в изнеможении закрыл глаза. Рубаха его дымилась, и я сорвала ее и затоптала ногами тлеющий огонь. Моментами делалось совсем темно - мы летели в сплошном дыму.

Вдруг вертолет бросило в сторону, перевернуло, закрутило...

Страшная сила словно переломила меня пополам. Дальше я ничего не помню.

...Когда я открыла глаза, надо мной, неуклюже наклонясь, стояли четверо космонавтов. Они были в синих и серых скафандрах, с блестящими щитками вокруг колен и туловища. На головах мерцал ребристый шлем. Прозрачные забрала были подняты на лоб. Космонавты молча смотрели на меня.

Я хотела спросить, где я, где Марк и Харитон, но мне стало чего-то жутко. Потом - боль, и я опять ничего не помню.

10. НАЙДЕМ ЛИ РАДОСТЬ?

В бреду меня преследовал один и тот же сон. Будто Василию угрожает опасность, я хочу его догнать и предупредить, а он идет себе не зная. Он пробирается заболоченным лесом, захламленными вырубками, я спешу за ним. Зову его: Василий, Василий! Он приостанавливается, смотрит по сторонам, как бы прислушиваясь, откуда зов. И опять идет. Вдруг он погружается

351

в болото - по колено, по пояс, по шею... Тонет он молча, даже как-то безразлично, будто так и надо, будто ему все равно.

- Василий! Василий! - в ужасе кричу я.

И снова я догоняю его. Он плывет по Ыйдыге в резиновой лодке. Впереди пороги. Течение все стремительней. Он спокойно гребет, ничего не замечая. А я бегаю по берегу и зову его: Василий!

Или снилось так: будто он идет какими-то городскими трущобами (в кинофильмах, что ли, я видела такие?), напевая, не оглядываясь. А за ним крадутся какие-то уголовники. Хотят его убить. И опять я догоняю его: предупредить, спасти.

- Василий! Василий!

Когда пришла в себя, было утро. Я находилась в отдельной палате. Помню, я сразу поняла, что в больнице. Небольшая, узкая комната, тумбочка, стол, лежу на кровати, лицом к открытому настежь окну. Из окна плывет свежий, холодный воздух, словно настоянный на хвое. И на фоне голубого неба мохнатая, зеленая ветка ели.

Как хорошо!

Никого возле меня не было, и я закрыла глаза. Но через минуту снова открыла. Мне уже не хотелось спать. Пошевелилась - больно, особенно в бедре. Я лежала в бязевой сорочке, накрытая байковым одеялом. Кажется, была туго забинтована. Я все помнила. Но не помнила, что произошло с вертолетом. Авария, что ли? Живы ли Марк, Харитон? Меня пронизал страх: а вдруг они погибли? Стала звать кого-нибудь, но голос был очень слаб. Наверное, долго болела.

Все же меня, верно, услышали. В палату вошла молоденькая черноглазая сестра. Посмотрела на меня, радостно всплеснула руками и убежала. Через минуту в комнату вошла пожилая женщина в белом халате и шапочке на темных волосах. У нее было, пожалуй, некрасивое лицо, но доброе и симпатичное. Она присела ко мне на кровать и стала щупать пульс.

- Они живы? - спросила я.- Лосев и Чугунов живы?

- Не волнуйтесь, они живы. Мы отрезали вам косы, не будете сердиться? Была высокая температура. Мы оставили достаточно - до плеч.

- Скрываете от меня! - удрученно пробормотала я.- Если они живы, пусть придут.

- Придут еще, все ваши друзья придут. О вас каждый день справлялись. А пока - покой! И примите вот это...

Она сама дала мне ложку горькой микстуры. Потом сестра сделала укол, довольно болезненный. Я возвращалась к жизни.

Александра Прокофьевна (так звали хирурга, выходившего меня) потрепала меня по спутанным волосам и ушла. Медсестра Люся причесала меня, умыла и тоже ушла. Я уснула. Но к обеду проснулась и первый раз пообедала сама. Причем с аппетитом. Только спрашивала у всех по очереди: правда ли, что Лосев и Чугунов живы?

- Ладно, Чугунова мы вам покажем немедленно. Можно разрешить ему встать... А Марка Александровича увидите, когда он вернется с очередного полета. Он отделался легче вас обоих и уже приступил к работе.

Через пять минут ко мне вошел Харитон. В тесном для него больничном халате и шлепанцах, хорошо выбритый и аккуратно подстриженный, он казался слабее и моложе. Он был очень бледен - быстро с него сошел загар!

- Здравствуй, сестричка! - сказал Харитон взволнованно и присел на кровать.

- Как себя чувствует Марк? - спросила я, все еще опасаясь, вдруг скажет: он разбился.

- Жив. Вечером зайдет. Он почти каждый день заходит. Напугались мы все за тебя. Шутка ли, столько дней без сознания. Вот и на войне не была, а контужена.