Путешествия к Лобнору и на Тибет

Выступление с Лоб-нора.

Выступление с Лоб-нора первоначально назначено было ранее половины марта. Требовалось только сделать повторительное астрономическое наблюдение и съездить в лодке вниз по Тариму. Первое сразу удалось, но поездку пришлось на время отложить вследствие сильной бури, дувшей целую неделю почти без перерыва. Наконец буря эта стихла; тогда я и Роборовский, в сопровождении переводчика, казака и Кунчикан-бека со свитой, отправились в нескольких лодках в д. Уйтун, куда были вызваны каракурчинцы, чтобы снять с них фотографии. Проехать в самый Кара-курчин мы не могли, ибо спешили своим отходом, да и пробраться туда теперь трудно по случаю засорения Тарима. Сделав небольшой денежный подарок фотографировавшимся и переночевав в Уйтуне, где целую ночь вокруг нас гукали выпи и пищали лысухи, мы на другой день вернулись на свой бивуак. Здесь почти все уже было готово к выступлению, и наши верблюды, числом 64, пришли с р. Джахансай. Несмотря на довольно хороший там корм, эти верблюды нисколько не поправились телом, разве только отдохнули.

Еще одни сутки употреблены были на последние сборы, наконец, 20 марта 1885 г., в день моего ухода отсюда же в 1877 г., мы двинулись с Лоб-нора. Грустно было расставаться с обсиженным местечком, где так хорошо охотились мы всю весну, да притом пользовались искренностью и доброжелательством со стороны туземцев. Эти последние чуть не поголовно пришли из ближайших деревень прощаться с нами; Кунчикан-бек вызвался даже быть провожатым на несколько дней.

Теперь наш путь лежал к поселению Чархалык, до которого от Лоб-нора около сотни верст. Расстояние это было пройдено за три дня с небольшим. Местность представляет собой ровную площадь, в общем пустынную, но все-таки с различным характером. Сначала верст на десять к югу от д. Новый Абдал залегает глинисто-солончаковая равнина, совершенно бесплодная. Она тянется к востоку и западу вдоль Лоб-нора и Кара-бурана. Весьма вероятно, что эта равнина некогда была покрыта водой обоих названных озер, составлявших тогда одно целое. Вслед за указанной равниной является бугристая глинисто-песчаная полоса, поросшая чуть не всеми представителями кустарниковой флоры таримской котловины. Здесь мы нашли Halostachys caspia, тамарикс (Tamarix laxa), колючку (Halimodendron argenteum) [джингил], кендырь (Apocynum venetum), джантак (Alhagi camelorum), солодку (Glycyrhima uralensis), сугак (Lycium turcomanicum?) и Calligonum mongolicum [джузгун монгольский]; местами попадался туграк (Populus diversifolia), а также тростник (Phragmites communis) и Karelinia caspica. Там, где подобные заросли погуще, туземцы Восточного Туркестана называют их джангал.

Итти с караваном в кустарниковой полосе было очень трудно, тем более что рыхлая почва мигом разминалась в пыль, которая залепляла глаза. Рады-радехоньки мы были, когда после 15 верст подобного пути добрались до солоноватого ключа Тулек-кули, некогда случайно открытого одним из лобнорцев и названного его именем. Назавтра лишь четыре версты пришлось следовать по кустарникам. Затем мы вышли на бесплодную галечную равнину, которая широкой полосой облегает подножие Алтын-тага. Путь здесь стал удобнее, хотя все-таки мы шли возле кустарниковой полосы. Сильная буря от северо-востока несла тучи пыли, но, по счастью, дула нам сзади. Ночевать пришлось в окраине тех же кустов, возле колодца Яндаш-как, который состоит из двух небольших ям, засыпанных, как казалось, песком. Воду откапывали и довольствовались ею в скудной порции. Следующий день выдался прохладный; притом часа два моросил дождь, хотя немного обмывший кустарники от насевшей на них пыли; после полудня даже гремел гром – все это редкость большая в здешних местах. Двойным переходом мы сделали еще 39 верст по той же галечной равнине, а на завтра утром пришли в Чархалык.