Путешествия пана Броучека

Тема героической борьбы гуситов всегда привлекала Чеха. Ей посвящал он стжщ и поэмы — «Гусит на Балтике» (1868), «Адамиты» (1873), «Жижка» (1878) и др. В повести она нашла свое продолжение. Обращаясь к страницам истории, Чех удовлетворял свою тоску по людям большим и цельным, жизнь которых служила примером и укором потомкам. В самом начале путешествия у пана Броучека, не понимавшего, что же с ним происходит, мелькает мысль, а не в страну ли антиподов он попал? Догадка эта скоро рассеивается, но и подтверждается в то же самое время. Пронзив толщу истории, Броучек действительно оказался в стране противоположных нравственных измерений. Чех развертывает здесь излюбленную систему контрастов, сталкивая прошлое с настоящим, мужество с малодушием, одухотворенность с мелочным расчетом, героеа с антигероями. И в отличие от первой повести, полностью выдержанной в ироническом ключе, здесь сатирическое начало сплетается с героическим, язвительный смех с подлинной, не пародийной патетикой.

Воссоздавая прошлое, Чех не идеализирует старину. С достоверностью историка; изучившего «свой» период, с убедительностью художника, способного проникаться изображаемым, вживаться в материал, рисует он нравы и быт средневековья, узкие улочки с непролазной грязью, кромешной тьмой по ночам и тусклыми фонарями в руках одиноких прохожих; старинные дома со слюдяными окошками, низкими потолками и топорной мебелью. Автор даже сочувствует тоске Броучека по комфорту и цивилизации, но подводит читателя к мысли, что, выиграв в мелочах, получив газовые фонари и водопроводы, умывальники и столовые приборы, потомки проиграли в чем-то крупном. Они научились не только пользоваться носовыми платками и вилками, но и приспосабливаться к любым обстоятельствам, кривить душой, бесплодно топтать землю, покорно сносить несправедливость.

Сатирическое обличение мещанина постепенно и исподволь перерастает в обличение современного Чеху общества. Ведь Вроучек — его законное дитя. Мужественное поведение гуситов в схватке с крестоносцами и неистребимая трусость Броучека приводят к выводу: нелепо не дикое средневековье с его грубостью и наивностью, привычкой «тыкать» друг другу и вытирать руки о скатерть, — нелеп цивилизованный буржуазный век, плодящий трусов и предателей.

Повесть имеет ярко выраженную дидактическую направленность. В финале открыто прозвучит приговор автора своему современнику. Ян Жижка бросит Матею Броучеку слова упрека: «Безумна мысль, что человек далеких будущих веков может прийти к своим предкам, но даже если бы и могло случиться это неслыханное чудо, — бог не допустит, чтобы у нас были такие потомки!» Пан Броучек также не остается в долгу.

Ничто не в состоянии поколебать его самоуверенность, изменить его психологию — ни фантастический лунный пейзаж, ни атмосфера героического столетия. В завидной верности Броучека самому себе — точно найденная модель поведения героя.

Ведь мещанин всегда прав, и все, что расходится с его представлениями, вызывает у него чувство брезгливого недовольства. Вернувшись в привычную современность, Броучек со своих позиций обрушивается на прародичей. «Эпоха гуситства произвела на пана домовладельца крайне неблагоприятное впечатление… Пан Броучек не имеет ничего против так называемого патриотизма, пока он, остается в пределах разумного…

Но требовать, как гуситы, чтобы человек ради патриотизма или вообще ради каких-то принципов рисковал своим имуществом или даже собственной жизнью, чистейшее безумие!.. Короче говоря, гуситы были невероятные сумасброды…» Матей Броучек стал образом нарицательным. Он вошел в дознание многих «читательских поколений как своеобразный еталон мещанина, олицетворяя классический набор присущих ему свойств.

Вспомним, что писал о мещанстве Горький, один из его вамых беспощадных критиков:- «Пружину, которая приводит в движение колесики мещанских идей, приводит в движение сила тяготения мещанина к покою. Все молитвы мещан могут быть сведены без ущерба их красноречию к двум словам: «Господи, помилуй!» Как требование к государству, к обществу и в несколько развернутой форме молитва эта звучит так: «Оставьте меня в покое, дайте мне жить, как я хочу»[3]

Горький подчеркивал характерное качество мещанства: сугубый материализм, заботу о земном, экономическом благополучии — «очень MHoгo кушать, очень мало работать, очень мало думать».[4] Пан Броучек прямо-таки живая тому иллюстрация.

Представители равных национальных литератур и разных исторических эпох (то, что Чех предчувствовал, Горький хорошо знал), оба писателя сходятся в характеристике явления, которое, как накипь, образуется в жизни общественных формаций, мешая прогрессу на его любых ступенях.

«Путешествие в XV столетие» уже публиковалось в русском переводе. «Путешествие на Луну» переведено впервые.

Изданные вместе, они полнее раскрывают поднятую автором тему, позволяют почувствовать эволюцию, которую претерпел образ Броучека.