…В ту ночь я вновь пронзительно ощутил одиночество — верного спутника моих гималайских странствий. Но вот странно: по мере того как я приближался к концу пути, во мне поднималось желание продолжить его. Если бы время могло остановиться…
Целый месяц слово «Ташиганг» звучало эхом в такт шагам. Оно сделалось своего рода заклинанием, но теперь я уже понимал, что заветная цель означает финиш. Конец десятилетней мечты.
Три дня отнял у нас спуск вдоль реки Манас, дважды приходилось преодолевать ее по качающимся веревочным мостам. Река вздулась, того и гляди грозя лопнуть; она как будто набирала ярости, чтобы в эту неделю привести смерть сотням и разорение тысячам жителей индийских равнин.
Последний мост упирался в откос, на вершине которого стоял Ташиганг — гениальное творение бутанских зодчих, не знающее себе равных в мире, самая прекрасная жемчужина в короне короля Страны дракона.
Я поднялся по лестнице и вошел в ворота дзонга. Незнакомый человек молча пожал мне руку.
Уже одно это европейское приветствие показывало, что я пришел к финишу. Вновь распахнулись врата времени, я возвращался в знакомый мир. Хотя теперь мне был знаком и потерявшийся в другом времени Бутан — это тоже был мой мир.
Человек, с которым я обменялся рукопожатием, был предприниматель-индиец из дорожно-строительной фирмы. Значит, рядом граница.
Грустно! Меня, правда, еще ожидали 200 километров невообразимой дороги между Бутаном и Ассамом. Оттуда через весь штат до Хассимары, где был аэродром.
Но здесь, в Ташиганге, уже писалась новая страница истории Бутана. Вместе с носильщиками я удивленно смотрел на автомобили, мимо которых шлепали наши усталые мулы.
Да, теперь путешествие уже окончательно было позади. Глядя на север и запад — на высокие горы, бесконечные хребты, я с трудом постигал, что был там, в стране, где живут властители законов, великие ламы-отшельники, грозно стерегут тропы дзонги, прилепились к скалам монастыри, а горные потоки крутят молитвенные мельницы.
Мне понадобился 31 день, чтобы покрыть пешком, на лошади и на муле расстояние от Вангдупотранга до Ташиганга. За этот срок я прошагал 650 километров, преодолел шесть перевалов на высоте более 3300 метров. А на карте по прямой это составляло всего 300 километров.
Если считать от дзонга Дукье в верховьях Паро, я пересек Бутан от края до края. С грустью я подумал, что настанет день, когда все увиденное мною промелькнет перед туристом сквозь стекло машины. Но пока я мог разделить с капитаном Пембертоном титул первопроходца этой едва ли не самой удаленной части планеты.
Возможно, только сейчас я понял, что манило меня в течение десяти лет в здешние пределы, что заставило искать в эпоху сверхзвуковых путешествий и космических полетов безвестные ослиные тропы. Я стремился не только к своей детской мечте. Меня влекла идея попытаться отыскать на свете место, где человек живет в согласии с самим собой, где цивилизация не обезличивает людей, а красота является мерой счастья. Не считая обильных впечатлений, мне приоткрылись в Бутане новые перспективы моего собственного существования. Я знал, что многое должно измениться во мне, когда я снова окажусь в родных равнинных краях.
Ну а в разодранных и размокших от дождя рюкзаках я увозил более осязаемое сокровища. Мне удалось записать два новых диалекта языка и изучить жизнь доселе неизвестных племен, познать художественные и культурные сокровища, скрытые в течение долгих веков в глубоких ущельях Центрального и Восточного Бутана.
Кроме того, я смог выявить — впервые в подробностях и из первых уст — сложную и оригинальную структуру бутанского общества. Наконец, в активе у меня была карта четких границ этнического и языкового деления страны. К научному интересу, который, несомненно, вызывает Бутан, следует добавить тот замечательный факт, что страна осуществляет сейчас своими собственными силами сложный процесс модернизации. Это безусловно смелый шаг, достойный всяческого внимания.
Я всегда знал, что Бутан — родина гордых и очень умных людей. И я глубоко надеюсь, что современный мир, членом которого он становится, будет уважать его автономию и самобытность, слишком часто приносимые в жертву политическому и финансовому давлению.
Если со стороны кажется, что Бутан с презрением относится к технологической революции, то нам, на Западе, следует помнить, что это происходит не по причине отсталых традиций, а с ясным пониманием того, что технология не решает всех человеческих проблем, а сплошь и рядом ведет к потере духовных ценностей.
— У Бутана много проблем, — справедливо заметил в разговоре со мной один властитель закона и добавил: — Но нет ни одной, с которой бы мы не смогли справиться сами.
Благодаря дальновидному введению системы свободного (нерелигиозного) образования, организации действенной медицинской помощи в самых удаленных уголках страны и осторожному преобразованию своей экономики Бутан продемонстрировал, что перемены следует проводить с учетом давно сложившихся духовных и общественных идеалов.