Я разделил между ними большое его количество, а они приняли этот дар с величайшей благодарностью; я восхищался мыслью, что этот добродушный народ, нуждающийся в средствах пропитания, будет, может статься, со временем обязан мне своим благосостоянием. Когда эти острова будут доставлять своим обитателям таро, ямс и картофель в изобилии, тогда прекратится бесчеловечное обыкновение умерщвлять детей, да и войны будут по крайней мере гораздо реже, поскольку они происходят ныне единственно от недостатка в жизненных потребностях. Несколько арбузов, привезенных с Сандвичевых островов, показались им чрезвычайно вкусными, и они просили дать им и этих семян. Я охотно исполнил их просьбу, но в то же время описал опасность от крыс. После полудня были перевезены на берег пять коз и три кошки, и я поручил присмотр их Лагедиаку; островитяне особенно удивлялись кошкам; изумление возросло неимоверно, когда те при вступлении на берег тотчас поймали несколько крыс, которые, не зная опасности, совершенно не остерегались. Лагедиаку я подарил двух кур и одного петуха.
Намереваясь оставить Отдию через два дня, я провел вечер и ночь на берегу с Шамиссо и Каду. Окончив устройство сада, мы расположились на лужке перед домом Лагедиака; островитяне окружали нас и старались забавлять пением и барабанным боем. В наше отсутствие они сочинили похвальные песни, которые теперь пели; они начали с песни о Тотабу, потом следовали Тимаро, Тамиссо и некоторые другие; хотя я и не понимал смысла этих стихотворений, но они были приятны мне, так как, пере ходя от родителей к детям, эти песни могут быть услышаны будущими мореплавателями. Наш ужин был принесен на берег, и мы ели в присутствии наших приятелей, смотревших на нас с большим вниманием. Ужинавший с нами Каду объяснял дикарям употребление столового прибора и, вероятно, был весьма остроумен, ибо слушатели смеялись без меры. За девятимесячное пребывание у нас он до такой степени развился, что должен был чувствовать свое превосходство, но охотно проводил время со старыми друзьями, наставлял их, одаривая детей и старался всеми способами быть полезным.
Как ни гордился он своей европейской одеждой, но немедленно снял ее здесь, особенно же башмаки и сапоги, которых здешние жители не могли терпеть; свои сокровища он раздарил очень скоро. За ужином Лагедиак сидел подле меня и ел с большим удовольствием. Мы послали тарелку с кушаньем в кружок зрителей, и каждый схватывал длинными ногтями по кусочку и лакомился. Всему собранию понравился вареный ямс и картофель; Каду при этом увещевал их стараться смотреть за привезенными нами кореньями, чтобы они могли их иметь впоследствии; его особенно рассмешил один из дикарей, который, показав вареный корень ямса, сказал, что не будет его есть, а посадит завтра в землю.
По мнению Каду, жители Радака еще слишком глупы. Свинина также очень понравилась им, а вина не хотели пить; к обнесенному по кругу стакану вина прикасались они только губами. Каду назвал их дураками, не знающими, что хорошо; он советовал следовать его примеру, поскольку он человек с большой опытностью, и выпил целый стакан вина одним духом. После ужина дикари опять пели и били в барабан; когда Каду выступил на середину и стал плясать по-европейски, поднялся всеобщий смех, а Лагедиак сказал, что наши танцы имеют вид сумасшествия.
Перед сном я еще раз спросил Лагедиака, известна ли ему цепь Ралик, о которой он никогда не говорил ни слова; он отвечал, что часто там бывал; я вновь подумал, как трудно выведать такие известия у дикарей, не зная в совершенстве их язык. Они никогда сами ничего не рассказывают, а только отвечают на вопросы, предполагая, что мы гораздо умнее их и, следовательно, все знаем. Шамиссо часто также весьма трудно было выудить у Каду какие-либо сведения. Теперь Лагедиак рассказал мне, что если плыть от Эрегупа на юго-запад, то через несколько дней достигнешь группы Одья[134]
, которая превосходит все прочие не только величиной, но и населением. Здесь повествуют, что задолго перед этим к Одье приставал корабль, оставивший там много железа.