Некоторые из этих лодок, могущих поднять от 12 до 15 человек, были снабжены парусами; на каждой находился старик, вероятно начальник, ибо он сидел в лодке с некоторой важностью, имел на шее пальмовый венец и, подняв левую руку вверх, держал в ней пальмовую ветвь (обыкновенный знак мира у островитян Южного океана). Приблизясь к «Рюрику» на расстояние 20 саженей, лодки остановились, дикари запели заунывную песню; по окончании этой церемонии они безбоязненно подъехали к кораблю. Вскоре мы увидели, что жестоко обманулись в надежде получить свежие съестные припасы; островитяне меняли только незрелые кокосовые орехи на гвозди и обломки железа; поэтому, чтобы хоть чем-нибудь воспользоваться, я отменил свое прежнее приказание не выменивать ничего, кроме съестных припасов, и разрешил всем приобретать изделия дикарей по своему усмотрению. В короткое время «Рюрик» был окружен 26 лодками, которым было позволено становиться только на одной стороне корабля, поскольку экипаж был слишком малочислен, чтоб охранить весь корабль от трехсот дикарей.
Мена производилась очень живо и чрезвычайно шумно; каждый старался поскорее сбыть свои товары, и их усилия доходили иногда до того, что лодки опрокидывались; однако самый жестокий спор оканчивался всегда только смехом и шутками. Те, которые из-за тесноты не могли приблизиться к «Рюрику», забавлялись в своих лодках пением и плясками. Поскольку они не всходили на корабль, мена производилась посредством бросаемой к ним веревки, к которой они без малейшей недоверчивости прикрепляли свои товары и спокойно ожидали уплаты, доставляемой им таким же образом. Один из их начальников, наконец, отважился подняться по боковой лестнице (трапу) «Рюрика» так высоко, что поровнялся головой со шканцами и с большим удивлением и любопытством рассматривал чуждые ему предметы, но другие, подняв плачевнейший крик, стащили его обратно; когда же он опять был в лодке, то его окружили, и он с самыми живыми телодвижениями начал очень много рассказывать, показывая полученные от нас подарки, которыми мы его наградили за неустрашимость.
Островитяне становились мало-помалу смелее и крали сколько могли, не обращая ни малейшего внимания на наши возражения, над которыми только смеялись; наконец, они стали нам грозить. Их храбрость происходила, конечно, от того, что они не имели понятия о европейском огнестрельном оружии и считали себя сильнее нас, поскольку намного превосходили весь наш экипаж числом вооруженных копьями людей. Не будучи в состоянии управиться с ними, я велел выстрелить из ружья; это произвело желаемое действие: в то же мгновение все островитяне бросились из лодок в море и скрылись под водой.
За ужаснейшим шумом последовала мертвая тишина; казалось, что все они поглощены обширной могилой; потом мало-помалу одна голова за другой показались на поверхности моря. Страх и ужас были изображены на всех лицах; они осторожно оглядывались, чтобы усмотреть вред, нанесенный страшным ударом, и возвратились в свои лодки только когда увидели, что им не причинено никакого зла. Их докучливость обратилась в скромность. Из всех наших вещей больше всего им нравились большие гвозди; нам удалось только на них выменять несколько копий, весьма чисто выработанных из черного дерева, а также некоторые другие виды их оружия.