Пока я был занят приглашением старца, один чукча из Мечигменской губы силой отнял у одного из моих матросов ножницы и даже обнажил свой нож, чтобы защитить свою добычу. Это происшествие вызвало бы кровопролитие, если бы туда случайно не подоспел один из подчиненных моего приятеля, который стремглав бросился со стрелой на злодея и отнял у него похищенное; начальник последнего также поспешил туда. Когда я стал укорять, что его люди ведут себя дурно, – не сказав ни слова, он повел меня к одному месту, где на земле был начерчен круг, имевший около одной сажени в поперечнике: по этой черте виновник должен был бегать безостановочно в одну сторону.
Это наказание столь же мучительно, как и необыкновенно; я не думаю, чтоб кто-либо мог долго бегать таким образом, не упав от истощения. Старец, следовавший за мной на собственной байдаре, был поднят на корабль и внесен в каюту двумя почетнейшими чукчами. Все они вели себя столь благопристойно, что могли бы служить примером и некоторым европейцам, посещавшим мой корабль.
Множество находившихся здесь новых для них предметов возбудили их внимание и подали, как мне казалось, повод для глубоких размышлений. Я велел поднести гостям чаю, употребление которого было им еще неизвестно: они выжидали, чтобы видеть, что́ я стану делать со своей чашкой, а потом последовали моему примеру; сладкий чай им очень понравился. Чукчи находятся в вечной вражде с американцами: мой гость называл их просто злодеями. Он рассказывал, что американцы принимают личину дружелюбия только пока чувствуют себя слабее, но как только признают себя сильнейшими и не усматривают никакой для себя опасности, то без малейшего зазрения грабят и умерщвляют чужестранца; на этот случай, говорил он, они носят ножи в рукавах, а своих жен используют для приманки чужестранцев.
Увидев несколько написанных нашим живописцем изображений жителей берегов Америки, они тотчас узнали их по костям под нижней губой, а один из гостей, обнажив нож, с пылкостью воскликнул: «Где бы я ни встретил такого человека с двумя костями, то пронзил бы его!» На вопрос, откуда американцы получают железо, мне ответили: из Колымы. Они многое говорили об этом, однако мой толмач мог понять только то, что американцы отправляются водой к северу вблизи Колымы; но производят ли они там торговлю с русскими или с чукчами – того я не мог узнать. По прошествии получаса старец оставил корабль; мои подарки он принимал неохотно, так как полагал, что не мог достойно меня отдарить.
В прочих я не заметил такой щепетильности: подобная забота не мешала им принимать все с сердечным удовольствием. Старцу я дал письмо, в котором изъявил мою благодарность за ласковый прием; после некоторого толкования, казалось, он понял это и тщательно спрятал письмо. Я просил его держать несколько оленей в готовности к тому времени, когда я в будущем году опять сюда прибуду; он охотно обещал это, прибавив, что тогда наделит меня ими с избытком.
Сегодня последний день нашего пребывания в заливе Св. Лаврентия. В заключение я хочу прибавить некоторые замечания и наблюдения, произведенные мною здесь. Поскольку этот залив достаточно известен из путешествий капитана Биллингса и вице-адмирала Сарычева, то я считаю излишним давать его подробное описание. При всей бесплодности и бедности этой страны она изобилует пушным товаром, которого мы видели великое множество, хотя чукчи его не променивали. Наиболее попадается здесь яврашка, строящий в земле жилища с двумя выходами, перед одним из которых обыкновенно сидит, посвистывая. Из его шкурок делается легкая летняя одежда. Чукчи его ловят, наливая воду в одно отверстие и таким образом заставляя выходить в другое. Береговых птиц здесь, кажется, нет; мы ни одной не видали.
Когда чукчи чему-либо удивляются, то часто повторяют слово «мезенки»; когда зовут кого-либо, то говорят: «туму-тум». Старец говорил, что теперь приближается время сильных штормов и что последняя буря была только слабый ветер. Он старался нам разъяснить, что во время настоящего шторма никто не может устоять на ногах и должен лечь плашмя на землю. Пойманный чукчами кит был снесен с берега во время последнего шторма и пошел неподалеку от нас на дно; поскольку из головы было вырезано большое количество мяса и жира, задняя часть получила перевес и опустилась. Место это имело 7 саженей глубины, что составляло 2/3 длины всей туши.
Средняя широта нашего якорного места, выведенная из нескольких наблюдений, была 65°39'33'' с. Склонение компаса 24°45' О. Широта западной оконечности низменного острова 65°37'38'' с., долгота по хронометрам 171°12'30'' з.