Путеводитель по классике. Продленка для взрослых

Сюжет (принципиально ослабленный, растворенный в социально-психологическом анализе) завязывается в момент, когда Башмачкин, измученный северным морозом Петербурга, является к одноглазому портному Петровичу с просьбой в очередной раз подлатать ветхую ткань и получает решительный отказ: нужно шить новую, старая починке не подлежит. Второй визит к «беспощадному» Петровичу (который, словно бы не замечая ужаса клиента, грозит разорительной суммой в 150, а то и 200 рублей) не помогает. Приняв двугривенный на опохмел, тот повторяет вчерашний «диагноз»: починить нельзя, нужно шить новую. Расчислив все свои доходы и расходы, Акакий Акакиевич решается на приобретение новой шинели. Имев привычку от каждого потраченного рубля оставлять по грошу, он уже накопил 40 рублей; сколько-то удается собрать за счет отказа от вечернего чая и свечей; наконец, департаментские «деньги к празднику», вопреки ожиданию, выплачивают в размере 60 рублей – вместо обычных 40. Акакий Акакиевич воодушевлен «вечной идеей будущей шинели». Несмотря на всю свою робость, он допускает даже порой «дерзкие и отважные мысли»: а не положить ли куницу на воротник?

Через 2–3 месяца суровой аскезы минимально необходимые 80 рублей собраны; шинель – с крашеной кошкой вместо куницы – сшита; тихий Акакий Акакиевич по дороге в департамент несколько раз усмехается – чего с ним прежде никогда не случалось. Сослуживцы предлагают «вспрыснуть» обнову; вечер назначен у помощника столоначальника, живущего в лучшей части города, куда Башмачкин едва ли не впервые отправляется со своей окраины. Благодаря шинели, словно какая-то пелена спадает с его глаз; он удивленно разглядывает модные лавки, столичное освещение и проч. В гостях – опять же едва ли не впервые в жизни – он задерживается до 12 ночи, выпивает шампанского и на возвратном пути из светлого центра к темной окраине лишается шинели, которую успел ощутить «подругой жизни». Некие люди с усами окружают его, и один из них, произнеся: «А ведь шинель-то моя!», показывает кулак величиною с чиновничью голову.

Первый круг житейского ада пройден; день величайшего торжества завершился ночью величайшей утраты. Сюжет повести идет на второй заход. Акакию Акакиевичу предстоит новый круг ада – на сей раз бюрократического. Явившись рано поутру к частному приставу, он слышит ответ – еще спит; в 10 утра – еще спит; в 11 – его уже нет дома. Прорвавшись в обеденное время к недовольному приставу, Башмачкин ничего не добивается. Вместо того чтобы начать поиск похищенной шинели, частный выговаривает потерпевшему: «Да почему он так поздно возвращался, да не был ли в беспорядочном доме».

Не найдя поддержки внизу иерархической лестницы, А. А. решается искать защиты «наверху» – у «одного значительного лица», лишь недавно получившего генеральский чин. Само по себе это «значительное лицо» вовсе не злобно, однако чин и сознание высоты собственного положения совершенно сбивают его с толку. Человеческое начало подавлено в нем бюрократическим гонором. Просьба несчастного Акакия Акакиевича «списаться как-нибудь с г. обер-полицеймейстером» вызывает в генерале приступ чиновного негодования (надо было через секретаря), а невинное замечание («секретари того… ненадежный народ») приводит в такое неистовство, что робкого Башмачкина канцеляристы должны подхватить и вывести под руки в полуобморочном состоянии.

Потрясенный, в дырявой шинели, с открытым от изумления ртом, он возвращается домой. По дороге вьюга надувает ему горловую жабу, доктор выносит приговор: неизбежная смерть не позднее полутора суток. Так и не очнувшись (в бреду ему видится шинель с западнями для воров), «скверно-хульничая» на Его Превосходительство, Акакий Акакиевич умирает. Подобно бедному Евгению из пушкинского «Медного всадника», оказавшись за гранью разума и на волосок от смерти, он бессильно бунтует против безличного «властелина судьбы». («Фальконетов монумент» Медного всадника как бы случайно упомянут в повести. Нужно помнить, что в цензурном варианте поэмы Пушкина монолог Евгения «Ужо тебе!» был выпущен, однако даже если Гоголь не был знаком с рукописным текстом, в статье В. Г. Белинского о поэме была высказана догадка о недостающем фрагменте.)

Башмачкин покидает пределы этой омертвевшей жизни, где даже о кончине человека узнают лишь на четвертый день после похорон (на дом к Акакию Акакиевичу является посыльный из департамента, чтобы узнать, почему того нет в присутствии) и тут же заменяют «выбывшего» новым исполнителем функции. Сюжет совершает третий «заход», характер повествования резко меняется.