Путеводитель по классике. Продленка для взрослых

Кроме того, действие повести начинает разворачиваться в 1773 году, а это дает возможность показать Пугачева не только во время восстания, но и до него, когда за крестьянским вождем не тянется еще шлейф ярко описанных преступлений. Как только герои выбираются из бурана, читатель (с «помощью» Гринева) видит перед собой сорокалетнего мужика, среднего роста, худощавого, широкоплечего, с проседью в черной бороде, с бегающими глазами, приятным, но плутовским выражением лица. Ничего «мистического», «избраннического» в этом облике нет. Потому особенно комичным покажется читателю более поздний рассказ рядового казака о том, как «государь» по-царски скушал двух поросят и показывал в бане свои царские знаки на грудях. В центре сюжета – умеренно умный авантюрист, чья судьба отнюдь не предрешена; то, что именно он вскоре станет во главе грандиозных исторических событий, – во многом случайность.

Вторая встреча с Пугачевым, уже во взятой им Белогорской крепости, дает иной образ. Гринев, ожидающий казни, видит перед собою самозванца, сначала восседающего в креслах, одетого в красный казацкий кафтан, обшитый галунами, затем на белом коне, в окружении «енералов». Это персонаж исторического маскарада, на котором вместо клюквы проливают человеческую кровь. И даже то, что Пугачев милует дворянского дитятю Гринева, благодаря заступничеству его крепостного слуги (которого «государь» не мог не вспомнить – ибо Савельич назойливо защищает «имущественные права» барчука), поначалу кажется не проявлением обычного человеческого чувства, а всего лишь подражанием «царскому жесту». И потом Пугачев не раз будет по-царски повторять: казню так казню, милую так милую.

Лишь во время третьего «свидания» Пугачев раскрывается до конца. Гринев присутствует на казачьем пиру; замечает, что черты пугачевского лица скорее приятны и совсем не свирепы; слышит его любимую песню «Не шуми, мати зеленая дубровушка…», догадывается, что сквозь сюжет этой песни проступают линии судьбы самого крестьянского вождя: православный царь вопрошает «детинушку крестьянского сына», с кем тот воровал, «с кем разбой держал», и в конце концов «жалует» его виселицей. Разговор наедине подтверждает это: «великий государь» понимает, какую опасную игру затеял, но надеется: «А разве нет удачи удалому?» И когда наутро он не только принимает «счет», выставленный Савельичем за разграбление барского имущества, но и жалует отпущенному Гриневу тулуп – это не только и не столько «царский жест», но и движение души: долг платежом красен.

Собственно, лепка образа завершена; далее при встрече с Гриневым Пугачев будет лишь поворачиваться то одной («авантюрной»), то другой («самозванческой»), то третьей, главной («человеческой») стороной, еще и еще раз подтверждая то, что читатель о нем и так уже знает. Золотая бумага, которой оклеены стены его избы («дворца»), притворная важность, хвастливый вопрос, какой задаст он Гриневу по пути в Белогорскую, – мог ли бы с ним потягаться король прусский «Федор Федорович», – напоминают о самозванческой психологии Пугача; неоднократные упоминания о Гришке Отрепьеве, сказка об орле и вороне (лучше жить тридцать лет, чем триста лет питаться падалью) напоминают о его авантюрном уме и характере. А веселая готовность поучаствовать в вызволении гриневской невесты из лап дворянина-пугачевца Швабрина, предложение стать посажёным отцом на их свадьбе не дают забыть о естественной человечности, которая, несмотря ни на что, живет в разбойной душе Пугачева. Недаром у Гринева рождается пламенное желание вырвать его из среды злодеев.

Но именно этот порыв обнаруживает главное противоречие пугачевской судьбы. Если Пугачев – вождь, зачем его «вырывать из среды» злодеев, которыми он безраздельно властвует? А если он не властвует ими, если зависит от них – то какова же его роль в истории, в восстании? Какова мера его свободы? И тут Пушкин как бы ставит героя перед излюбленным парадоксом. Царская власть предполагает право властителя поступать по своему усмотрению. Закон ограничивает нижний предел его воли, т. е. не позволяет быть жестоким сверх разумной меры, сверх справедливости. Но властитель ничем не ограничен в своем праве миловать, прощать, награждать. Пугачев, каким он изображен в повести, пытается действовать до конца по-царски; он действительно дважды отпускает Гринева, не дает в обиду капитанскую дочь Машу Миронову. Но уже в сцене «дворца» очевидно колоссальное влияние, какое имеют на него «господа енералы» – звероподобный «беглый капрал» Белобородов и «ссыльный преступник» Афанасий Соколов, прозванный Хлопушей. Пугачев должен опасаться и своих «казачков», и дворян, перешедших на его сторону. Сообщая Гриневу, что «ребята» смотрели на него косо, а старик Белобородов настаивал на пытке, Пугачев вынужден понизить голос – чтобы не услышал сопровождающий их татарин (а заодно верный слуга Савельич, которого вождь тоже несколько побаивается).