Путеводитель по театру и его задворкам

10

Железные лодки были вывезены из нашего цеха могучей армией монтировщиков, и теперь почти вся территория была покрыта белым покрывалом из синтепона или схожего с ним материала. Эти белые сугробы – полосы по 20 метров длиной и по 4 метра в ширину – были сшиты как мешки и набиты обычной полиэтиленовой пленкой, которую мы мяли, чтобы создать больший объем внутри этих белых полос.

Замечательно смотрелись наши женщины, когда они в короткие минуты отдыха, развалившись, лежали на этом сплошном белом покрывале. Издали они напоминали морских котиков, лежащих на огромной льдине, мчащейся в неизвестность. Приложенный ими титанический труд при создании этого айсберга был затрачен впустую, потому как вся эта изначальная пышность утратила свое великолепие практически сразу. Изначальная задумка, что плотно скомканная пленка будет сохранять объемную форму, провалилась, как только работа была закончена. Она усела после первой же транспортировки, и восстановить изначальный объем уже не получалось, как мы все ни старались. Несколько раз приходилось вспарывать синтепоновые полосы и «взбивать» пленку, находившуюся в них, но это было уже бесполезно, она тут же превращалась в плоский блин.

Такая практика, когда труд затрачивается впустую, очень часто встречается в нашей работе. Я думаю, что эта проблема всесторонне распространена в наших широтах и процветает всюду, где сталкиваются люди разных возрастов, опыта и образования. Все испытывается буквально на месте, метод проб и ошибок, в основном, ошибок, применяется ежедневно. Насколько бы меньше можно было затратить сил, времени и материалов, если бы люди, отвечающие за выбор той или иной технологии при выполнении заданий, более ответственно подходили к этим вопросам, и переживали бы не только о себе и о том, что они могут лишиться премии, но и о работниках, которые будут выполнять это задание, выполнять и переделывать по несколько раз, потому что выбранный механизм выполнения изначально был провальный. Насколько можно было бы облегчить труд, если бы они умели прислушиваться к более опытным сотрудникам, пусть и занимающим не самые высокие должности, но обладающим колоссальным опытом и знаниями в области материалов и технологий. Но никто не желает никого слушать, каждый тянет в свою сторону и пытается продвинуть свою идею, какой бы нелепой она ни была.

* * *

– Насколько все смешно, настолько и грустно – понимаешь?

– Не совсем, – ответила М. – Мне не ясно, почему нужно переделывать по многу раз одну и ту же работу? Неужели нет четкого представления, как ее можно выполнить с наименьшими потерями?

– В том-то все и дело, что всем плевать на потери и труд, который мы затрачиваем. Все считают это вполне нормальным. Бывают ситуации, когда не совсем понятно, как мы будем выполнять то или иное задание, и кто-нибудь из руководства предлагает определенное решение, которое ему кажется правильным. Нам приходится его выполнять, даже если кто-то из более опытных людей говорит о способе, который проще или легче. Никто никого не слушает. Постоянно мы сталкиваемся с этой проблемой и переделываем многое, а все потому, что каждый считает себя правым, несмотря порой на очевидные факты.

– Да-а, это и вправду дебилизм.

– Конечно, я не могу не согласиться с тем, что мы те самые люди, на которых лежит обязанность все это делать и переделывать, и мы априори имеем предвзятое мнение, но в данном случае мне все это видится именно таким.

– Это понятно, но все же должен же быть какой-то здравый смысл?

– Здравый смысл в театре?! Что может быть абсурднее!

М. натянуто улыбнулась.

Некоторое время мы сидели молча, я медленно пил, и М. тоже не отставала от меня. В пачке оставалось не так много сигарет, но до рассвета, я надеялся, мне хватит. У меня было странное чувство, что с утра должно непременно что-то произойти, когда рассказ будет завершен, и эта часть жизни останется позади, перейдет в воспоминания, и сказанных слов будет уже недостаточно, чтобы опять оживить все это, нужно будет уже нечто большее. Но незачем будет это делать, не стоит ворошить прошлое слишком часто: сделав это однажды, уже не удастся также аккуратно и незаметно разложить его на полках своей памяти. Я вспомнил книгу Ремарка «Ночь в Лиссабоне» и поставил себя на место героя, только вот я никого не убивал и не убегал от преследования, единственным моим преследователем был я сам. От себя я и старался убежать все это время.

Зал был пуст, только у стойки еще продолжалось какое-то движение. Двое молодых людей, парень с девушкой, сидели на близко придвинутых друг к другу стульях. Он спал, уткнувшись носом ей в грудь, а она сидела и, озираясь по сторонам, постоянно курила. Иногда парень просыпался, и, приподняв голову, щурясь, остекленевшими глазами смотрел по сторонам, и, видимо, ничего не понимая, вновь зарывался в декольте своей спутницы. Мне было жаль девушку, которой придется тащить это безжизненное тело на себе.