Путеводитель по театру и его задворкам

Записки из дневника:

13 октября 20.. г.

Счастливое прошлое.

Старожилы часто вспоминают работу в старом здании театра, когда не было такого жесткого контроля над работниками, и некоторые художники, как это часто принято у нас в стране, не имевшие своего угла, могли месяцами жить в цехах, устраивая себе ночлежки в комнатах, отведенных для хранения красок и других материалов.

Много я слышал комических и драматических историй о том, как в цеху запросто кормили кошек, приходивших с улицы, уже хорошо знавших это место и любивших его, как временный приют от недружелюбной улицы; как люди готовили еду на всех работников – выбирали дежурного на несколько дней, и он должен был, учитывая пожелания коллег, готовить; как в одной из комнат долгое время жила семья двух художников; как в летнее время, в отсутствие работы, люди загорали на крыше здания, стирали белье и затем сушили его во дворе, как пили чай в небольшом саду, прилегавшем к зданию старого цеха.

Слушая эти воспоминания, мне всегда представляется хорошая, дружная семья, как в старых фильмах, или же большая коммунальная квартира, в лучших традициях советского прошлого, где каждый человек был частью коллектива и участвовал в его жизни на равных правах со всеми. Вспоминаются ерофеевские «пресловутые индивидуальные графики», когда речь заходила о том, кому сегодня варить борщ в большой кастрюле или делать салат на семерых человек, довлатовские рабочие кочегарок, когда рассказывали о филологах и инженерах, волею судьбы попавших сюда и вынужденных отмывать ведра от краски, монологи Жванецкого о жителях Одессы. Вспоминаются и рассказы моей бабушки о том, как все соседи только что отстроенного и сданного в эксплуатацию нового «сталинского» дома высыпали на улицу в солнечный летний день, как играли в домино мужики под молодой липой, раскинувшей свои ветви над закрытым двориком, пока жены их развешивали белье на веревках, готовили обед, а из открытых окон квартир, выходивших во двор валил густой белый пар, звучал вальс «Утомленное солнце», раздавались крики и смех, как играли маленькие дети в песочнице у сараев с дровами, цвела яблоня, и сытые коты спали в тени. Я вырос в этом дворе и всегда ярко представлял себе этот быт, который мне не суждено было застать, и теперь, когда я приезжаю в свой город, захожу в свой двор, вижу спиленную липу, покосившиеся сараи и машины новых жильцов, мне всегда сковывает сердце от осознания того, что все это уже никогда не повторится.

Эти воспоминания всегда создают теплую атмосферу, и все работники, словно объединившись на минутку, забыв распри и оставив неотложные дела, начинают наперебой припоминать моменты прошлой жизни, хвалить то чудесное время и жалеть о том, что сейчас все уже далеко не так. Конечно, новое, чистое и светлое здание, наверное, лучше прежнего, и новые порядки, наверное, более правильные с точки зрения законодательства, но все эти благие намерения отняли у людей свободу и право жить и работать так, как они хотят, и так, как им было удобно, исчезло удовольствие, приносимое работой, и радость от ее выполнения, исчезло все то светлое и доброе, что обычно появляется в коллективе людей, когда они сами могут управлять собой внутри своего сообщества и мирно уживаться в нем. Теперь все чисто, все блестит и сверкает, нет больше кошек, никто не может остаться в театре ночевать, никто не готовит еду, и в строго отведенное для обеда время все идут в столовую, но от всего этого несет неотвратимостью, холодом ярко освещенных искусственным светом люминесцентных ламп коридоров морга.