Путевые заметки от Корнгиля до Каира, через Лиссабон, Афины, Константинополь и Иерусалим

Я посшелъ на базаръ. Тутъ, въ маленькихъ лавкахъ, покойно и торжественно сидѣли брадатые купцы, дружелюбно посматривая на покупателей. Табаку не курили, потому что былъ Рамазанъ; даже не ѣли: рыба и жареная баранина лежали въ огромныхъ котлахъ только для христіанъ. Дѣтей было множество; законъ не такъ строгъ къ нимъ; разнощики (безъ сомнѣнія, во имя пророка) продавали имъ винныя ягоды и проталкивались впередъ съ корзинами огурцовъ и винограда. Въ толпѣ мелькали поселяне, съ пистолетами и ятаганомъ за поясомъ, гордые, но нисколько не опасные; порою встрѣчались смуглые Арабы, выступавшіе такъ торжественно, что ихъ съ перваго взгляда можно было отличить отъ развязныхъ жителей города. Жиды и Греки покупали въ тихомолку; лавки ихъ сторожили блѣдные, пучеглазые мальчики, зазывавшіе покупателей; громко разговаривали ярко разодѣтые Негры, и женщины, съ закрытыми лицами, въ широкихъ, нескладныхъ туфляхъ, тараторили между собою и торговались съ купцами въ дверяхъ маленькихъ лавокъ. Здѣсь были веревочный, бакалейный и башмачный ряды, трубочный и оружейный базары, также лавки съ шубами, халатами и даже отдѣльное мѣсто, гдѣ, подъ навѣсомъ изъ тряпья, занимались своимъ дѣломъ портные. Сквозь парусину и рогожи, растянутыя надъ узкими линіями базара, проглядывало солнцѣ, переливая свѣтъ и тѣнь по всей массѣ разнообразныхъ предметовъ. Лавка Гассана Альгабана была ярко освѣщена, тогда какъ низенькія скамьи, тазы и чашки сосѣдней съ всю цирюльни прикрывались густой тѣнью. Башмачники вообще добрый народъ; здѣсь видѣлъ я одного изъ нихъ, который, помнится, не разъ являлся мнѣ во снѣ. Таже зеленая, старая чалма, то же доброе, сморщенное лицо, въ родѣ яблока, тѣ же маленькія сѣрые глазки, весело сверкающіе во время разговора съ кумушками, и точь-в-точь такая же улыбка подъ волосами сѣдымъ усовъ и бороды — ну, просто, сердце радуется, глядя на него. Вы отгадаете, что говоритъ онъ съ продавцомъ огурцовъ, также, какъ султанъ угадывалъ, что говорятъ птицы. Уже не набиты ли огурцы эти жемчугомъ? Да и тетъ Армянинъ въ черной чалмѣ, что стоитъ у фонтана, изспещреннаго прекрасными арабесками, вокругъ которыхъ толпятся ребятишки, черпая воду, ужъ полно не переодѣтый ли кто Гарунъ Альрашидъ?

Присутствіе верблюдовъ дополняетъ окончательно фантастическій колоритъ сцены. Съ кроткими глазами и выгнутыми шеями, чинно, безъ шума и топанья переходятъ они другъ за другомъ съ одной стороны базара на другую. О, золотые сны юности! О, сладкія мечты каникулъ! Здѣсь суждено было на полчаса осуществиться вамъ. Геній, господствующій надъ молодостью, далъ намъ средство совершить въ этотъ день доброе дѣло. Сквозь отворенныя двери увидѣли мы внутренность комнаты, украшенной текстами корана. Одни изъ нихъ были нанесены тушью, съ угла на уголъ, по листу бѣлой бумаги, другіе красной и голубой краскою, нѣкоторымъ надписямъ была дана форма кораблей, драконовъ и другихъ фантастическихъ животныхъ. На коврѣ, посреди комнаты, сложивъ руки и покачивая головой, сидѣлъ мужчина, распѣвая въ носъ фразы, выбранныя изъ священной для мусульманъ книги. Но изъ комнаты неслись громкіе голоса молодости, и проводникъ сказалъ намъ, что это училище. Мы вошли въ него.

Объявляю по совѣсти: учитель колотилъ бамбукомъ маленькаго мулата. Ноги ученика были въ колодкѣ, и наставникъ, это грубое животное, валялъ по нимъ палкою. Мы слышали визгъ мальчика и были свидѣтелями смущенія учителя. Думаю, ученикамъ велѣлъ онъ кричать какъ-можно громче, для того, чтобы заглушить визгъ ихъ маленькаго товарища. Какъ скоро шляпы наши показались надъ лѣстницею, наказаніе было прекращено, мальчикъ посаженъ на свое мѣсто, бамбукъ брошенъ въ уголъ, въ кучу другихъ тростей, и учитель встрѣтилъ насъ совершенно переконфуженный. На ученикахъ были красныя фески, а на дѣвочкахъ пестрые носовые платки. Вся эта мелюзга выпучила на насъ съ удивленіемъ большіе, черные глаза свои, и вѣроятно побои палкою были на это время забыты. Жаль мнѣ такихъ учителей; жалко и бѣднаго маленькаго магометанина. Никогда уже не читать ему съ увлеченіемъ Арабскихъ Ночей подлинникѣ.