Пути-дороги

Дом отличный, дворник метет тротуар. Я осмотрелся и вошел в дверь, которая расположена отдельно от подъездной, и над ней вывеска гласит: «Галерея мадам Чурковой». Хм, похоже, на сестрицу денег ушло немало. За дверью меня поджидал просторный холл, скучающий вышибала, который вяло поинтересовался, по какому я вопросу. Узнав, что являюсь братом Катерины, детина преобразился, залебезил и бросился с докладом к госпоже, а меня проводил в галерею, где полотна представлены.

– Мля! – вырвалось у меня, как только я в зал вошел.

Настроение и так не особо, но при взгляде на картины Катерины остается одна нецензурная брань. И самое-то интересное, я же собственными глазами видел раньше ее работы, они несли тепло, уют и доброту. А что теперь?! Чернуха! Какие-то нищие, просящие милостыню, тяжкий труд крестьян и рабочих, вседозволенность помещиков и промышленников. Нет, художница изумительно передает чувства и атмосферу, но теперь с полотен веет уныние, тоска, грусть, безнадежность… Почему, что изменилось?! Прав Ларионов, ох как прав, тут целое поле для агитации, и никакие листовки на хрен не нужны. Руки непроизвольно в кулаки сжались, а потом я потянулся за портсигаром.

– Братец! Как же я рада тебя видеть! – раздался голос Катерины от двери.

Оборачиваюсь и даже про папиросину забыл. В дверях стоит молодая дама в атласном платье, широкополая шляпка кокетливо сдвинута набок, руки затянуты в перчатки по локоть, во рту мундштук с тлеющей тонкой папироской.

– Катька? – выдавил я из себя.

– Что, Ваня, не узнал сестренку?! – рассмеялась та и пошла меж выставленных своих работ. – Как тебе? – кивнула на полотна.

– Необходимо переговорить, – хмуро ответил и закурил.

– Тебя, случайно, не Марта со своим ухажером подослали? – резко остановившись, спросила сестрица.

– Это что? – указал я на картины, проигнорировав ее вопрос.

– Жизнь, – пожала та плечами.

– Жизнь?! – переспросил я, чувствуя, как внутри поднимается волна гнева. – Ты говоришь, что жила вот так?! – подошел я к картине, на которой крестьянская девчушка с огромной лопатой копает поле, а позади нее стоят два бравых парня в начищенных сапогах и белыми перчатками помахивают.

– Но могла бы, – безразлично пожала Катерина плечами.

– Ты офигела?! – сделал я к Катьке несколько шагов. – С чего такой взгляд? Мало того, ты же всех в заблуждение вводишь! Нет подобного в империи!

– Ты в этом уверен? – криво усмехнулась девушка. – Нищие есть, рабский труд присутствует. Чем ты недоволен?

– Катя, – медленно говорю, а сам оглядываюсь, – черт! Где у тебя зеркало? Ты в него посмотреться не желаешь?! Крестьянка, мля, недоделанная! Я вот возьму тебя в охапку и мазню твою да в деревню к бате с матерью свезу! Посмотрим, как он дурь из тебя выбьет.

– Не посмеешь! – чуть побледнела, но гордо вскинув голову, отвечает мне сестра. – Я девушка совершеннолетняя, свободная и имею собственные взгляды на жизнь.

Ну, везти ее в деревню не собираюсь, однако если край наступит, то деваться окажется некуда. Морщась, прошелся между полотнами. Н-да, при взгляде на картины настроение падает, все же художница она классная.

– Кто тебя надоумил такое писать? – не оборачиваясь, спрашиваю, рассматривая, как паренька хлещет плеткой усатый промышленник, а на полу разбитое стекло от вазы, которую работник на огне выдувал.

– Есть спрос, платят хорошо, – ровно ответила Катерина, а потом продолжила: – Обещали устроить выставку в Европе. Говорят, что это произведет фурор.

– Пойдем-ка в ресторан, перекусим, – решил взять я тайм-аут и подумать, как подступиться к сестре. – После еще раз поговорим.

– Только не к Марте. Достала своей заботой и нравоучениями, прямо как ты!

– Да в ближайший давай сходим, жрать охота, – ответил я, ругая себя, что не расспросил ротмистра подробнее.

Катерина согласилась, мы вышли из ее дома, и я даже поглубже вздохнул: в галерее гнетущая атмосфера. Зато на улице все как обычно, мир расцвел красками. Настроение немного улучшилось, даже орущий под кустом черный кот и тот вызвал улыбку. Сделав заказ в ресторане, мы молча перекусили, я собираюсь с мыслями, а вот Катерина беззаботна, не чувствует за собой никакой вины. Отставив в сторону чашку с недопитым кофе, я огорченно покачал головой, потом обвел зал рукой и спросил:

– Кать, ты ничего этого не хочешь?

– Вань, ты о чем?

– Представь, если народ взбунтуется против власти и начнется революция, к которой подталкивают в том числе и твои работы. Ты же художница, следовательно, можешь нарисовать то, чем все может обернуться. Думаю, над этим вопросом ты не размышляла. Давай помечтаем: как ты видишь будущее? – медленно говорю, решив подойти к данному вопросу издалека.

– Каждый человек получит по своим заслугам, сможет развиваться и процветать. В ресторане будет не протолкнуться, чиновники и простые люди смогут себе на равных заказывать пищу, покупать одни и те же товары и украшения. Вся империя преобразится, станет свободной от ига правящего дома!

Так-с, знакомые лозунги, сестра попала в какое-то революционное движение, где ей основательно промыли мозги.