Пути-дороги. С чистого листа

– Деда, ты что! – я помогла ему сесть обратно. Обняла старика, ставшего за эти два с половиной месяца почти совсем родным и близким и разрыдалась.

А он гладил меня по волосам и бормотал:

– Поплачь, дочка, поплачь… память не только хорошее помнит, но и боль душевную в себе таит. Иногда и забыть хочется, а она через годы за собой ее тащит… и душу твою мучает и терзает… поплачь, дочка, поплачь…

Прав дед, ох, и прав же. Пока не помнила, как меня на самом деле зовут, и бед-то никаких не знала. А сейчас имя сразу чужим стало. И не только имя. Вся жизнь в миг чужая стала. Не моя. И решилась я… в омут с головой кинулась.

– Деда, а если я попрошу Олей меня называть, когда мы вдвоем? – Я смотрела на него не отрываясь. Если замечу брезгливость, презрение или ненависть… сбегу. Но он улыбался. Грустно. И печаль в его глазах мелькнула, скорбь… вздохнул, провел по моей щеке ладонью.

– Олей, – его голос слегка дрогнул, – красивое имя.

– Нет, деда, не Олей, – улыбалась я сквозь слезы, – просто Оля… деда!

Я снова обнимала его и плакала. Но теперь от радости. Я же открылась ему, а он принял меня. Меня, а не свою внучку Лолаги…

А ночью я проснулась и услышала всхлип. Мой дед плакал. Плакал, прощаясь со своей семьей.

– Деда, – я обняла его, и вытерла слезы. Свои. – Я люблю тебя, ты моя семья, деда. И я рада, что ты у меня есть… И, деда, я скорблю по девочкам, по родителям и по бабушке вместе с тобой… они тоже в моем сердце.

– Оля, – дед обнял меня, и мы плакали вместе. Отпуская тех, кто был нашей семьей раньше.

Открывшись деду я получило то, что мне очень не хватало. Семью. Да, дед и раньше был мне близок и я считала его семьей, но все же это было больше решение разума, а не сердца. А сейчас я приняла его и сердцем тоже. И если раньше я о нем заботилась, то сейчас мне хотелось подарить ему не просто хороший уход, а радость и счастье каждый день.

А еще теперь я могла задавать тысячи вопросов, не боясь показаться глупой. Ни дед, ни я не произнесли страшного слова – безмирница, но теперь мы оба знали, кто я.

И мы говорили о том, что было в моем прошлом, о том, что я помню, советуясь, как приспособить мои знания к местным реалиям. Нет, я не собиралась менять мир вокруг, помнила про старостиху в моем доме, но ведь грибы, ульи и ямное содержание кроликов тоже были оттуда, но вписались в наш быт легко и совсем незаметно. И еще сыры.

Сыры я так и варила на крапиве. Из первой, пробной партии получался не совсем ламбер, но очень похожий. Деду понравился, а меня травяной, едва уловимый аромат, немного смущал. Неизвестно же, понравится это господину Фацию или нет. Но я все вечернее молоко в такой сыр и перерабатывала. Даже если мэру не подойдет, то нам с дедом на зиму сгодиться.

Утрешнее молоко уходило на еду и корот. Благо коровка гоблинская, Буренушка наша, молока давала больше всех деревенских коров. Но я уже озвучила всем желающим, что телочку оставлю себе. А вот если будет бычок, то продам старосте для улучшения местной породы.

Еще из моего прошлого мы с дедом решили использовать рецепты по засолке грибов, овощей… здесь, кроме капусты ничего не квасили, да и овощей здесь росло не особенно много – не выращивали.

Морковка, которая здесь была ярко-красная, лук с белыми чешуйками, но очень острый, репа – почти классическую в плане размеров. Ее реально тянули всей семьей, вырастала она с огромную тыкву. И сами тыква. Вот она были некрупная, с футбольный мяч, но с очень толстой и плотной оболочкой. Она хранилась всю зиму и даже больше, и шла на корм скоту. Как и паслены, плоды которых ели сырыми, а клубни запасали на зиму. Вот и все огородные овощи, что росли и на моем огороде тоже, хотя урожай был гораздо хуже, чем у соседей. Сказался потерянный месяц.

Мои соседи уже убрали лук. А мой пока стоял. Но в кладовой уже висело пяток связок, это со мной за молоко бескоровная беднота начала рассчитываться. Я-то им молоко не просто так отдавала, а за будущий урожай.

Приносили мне и репу, ее много не сажали, хранилась она не особенно хорошо, а съесть одну среднюю репу за один раз было под силу только такой большой семье, как у Аништы.

Вот с нее мы и решили начать. С помощью сложной цепочки обмена заполучила я пару ведерных бочек, которые заполнила нарезанной соломкой репой, прослаивая дольками кислых, незрелых яблок, и залила колодезной водой с солью. Придавила все это дело деревянным кружком с гнетом и оставила киснуть прямо в доме. Через пару недель нужно будет спустить в подвал и есть всю зиму.

Яблок падало очень много. До Дня Яблока, аналога нашего яблочного Спаса, было еще дней десять, а оставлять яблоки гнить под деревом, как все, мне не позволял мой внутренний хомяк. Хотелось все собрать и употребить в дело – сварить сидр.

Для сидра мне нужны были особые кувшины. С гидрозатвором. Здесь такие не делали, и вино ставили бродить просто в бочках. Но я знала, что вкус у моего сидра будет лучше. Не такой кислый.