Пути-дороги (Солдаты - 2)

Бог от окопов спастись нам поможет.

Священник, пропустив мимо себя новобранцев и толпу крестьян, вдруг вознегодовал:

-- Бога вспомнили! А когда я с божьим благословением к ним подходил, чуть было не побили. Спасибо жандарму -- выручил, а то влетело бы... В штурмовой батальон* всех. Там они по-другому запоют.

* Вроде штрафного батальона.

-- Неужели им не дорого наше бедное отечество! -- воскликнул Штенберг, и черные усики под его коротким носом шевельнулись.

-- Не дорого, господин лейтенант, не дорого, -- охотно подтвердил священник, перебирая дряблыми пальцами епитрахиль. -- Троих пришлось оставить. Подозреваю: махорочного настою напились...

-- Дивизионного прокурора сюда позовем. Он разберется.

Сказав это, Штенберг хотел ехать дальше. Но навстречу ему уже бежали хромой и черный, как грач, Патрану и пожилой жандарм.

-- Что случилось, господа? -- спросил Альберт.

-- Беда, боярин! -- Патрану оглянулся на жандарма, как бы призывая его в свидетели. -- Мужики там... на площади... отказываются идти рыть окопы...

Лейтенант чуть побледнел, но промолчал. Не взглянув больше на сконфуженных его молчанием Патрану и жандарма, ои помчался в центр села, где действительно собралось до сотни крестьян, о чем-то громко споривших. Над толпой маячили остроконечные верхушки бараньих шапок. С приближением Штенберга верхушки эти зашевелились. Оказавшись среди толпы, боярин крикнул:

-- В чем дело, э-э... господа? Отчего вы не на обороне?

Крестьяне угрюмо отмалчивались. К толпе подбежали запыхавшиеся и злые Патрану и жандарм, отставшие от Штенберга. Остроконечные верхушки шапок начали расплываться в разные стороны.

-- Вы что же, не желаете защищать свое отечество?

Офицер обвел толпу недоумевающим взглядом.

-- Что же вы молчите? Вот ты, Бокулей, почему ты не хочешь идти на оборонительную полосу?

Худой желтолицый крестьянин зачем-то снял шапку, обтер ею свою курчавую голову и только потом уже ответил:

-- Я отдал двух сыновей. С меня хватит.

-- Но ты не забывай, что один из твоих сыновей дезертировал. Не служит ли он русским? -- Штенбергу хотелось сказать что-то более острое и обидное этому мужичонке, но он не мог. Все та же непонятная ему самому нерешительность, которую он испытал утром в разговоре со старым конюхом Ионом и управляющим, сдерживала его и сейчас. -- Ты смотри у меня, Бокулей! -- пригрозил он на всякий случай крестьянину.

Тот ответил тихо, но твердо:

-- Я не знаю, где мои сыновья. Их взяли в армию.

-- Зато мы знаем! -- Штенберг соскочил с коня, сунул за ремень черенок плетки и вдруг заговорил дружелюбно: -- Отечество в опасности, господа! Мы ведь с вами односельчане, и нам легко понять друг друга. Королева Елена и командование румынской армии поручили мне сказать вам, что вы должны создавать добровольческие отряды по борьбе с русскими парашютистами. Готовьтесь! Вам уже зачитывали обращение маршала Антонеску и Мамы Елены. Русские идут сюда, чтобы взять у вас ваши земли, ваших жен и дочерей.-Лейтенант почувствовал, что голос его начинает дрожать, и поскорее закончил: -- За спасение вашей земли, наших очагов, господа!..

Толпа, до этого упорно молчавшая, вдруг загудела. Почувствовав, что крестьяне, по крайней мере большая их часть, поверили его словам, боярин прокричал еще громче:

-- Русские не пройдут по нашей земле!

Штенберг ожидал, что эти слова вызовут волну патриотических возгласов, но крестьяне молча начали расходиться по домам. Площадь быстро опустела. Гарманешти погрузилось в тяжкую и долгую тишину. Только слышно было, как по-весеннему бодро ревел, клокотал под опорами моста водяной поток.

"Что же это такое? А?.. Что же случилось?.." -- уныло спрашивал себя молодой боярин, подъезжая к своей усадьбе. У ворот он опять увидел Василику. Щеки девушки горели. Василика пристраивала у себя на груди подснежник. Наверное, она только что вернулась из леса. Большие черные глаза и все лицо ее были облиты светлой радостью. И лейтенанту почему-то захотелось согнать с ее лица эту радость. "Чему она все улыбается?" -- подумал он с досадой, быстро соображая, что бы сказать ей. Неожиданно вспомнил о ее любимом. "Не eго ли она поджидает? Не зря же ходят слухи, что Георге Бокулей служит русским.

-- Василика! громко, с наигранной веселостью окликнул он девушку.

-- Что, мой господин? -- Василика опустила ресницы.

-- Василика, ты слышала что-нибудь о Георге?

-- Нет, мой господин! -- Девушка испуганными и вместе с тем полными надежд и ожидания глазами посмотрела в красивое лицо молодого боярина.

И он торопливо, боясь, что уже через минуту может не решиться на это, бросил:

-- Русские убили его.

Альберт хотел быстро пройти в дом, но широко раскрытые черные глаза Василики остановили его.

-- Вы... вы... это неправда!..

Он быстро взял ее за плечи.