Пути и средства

– Выглядишь не очень, плохо спала в поезде?

– Вообще не спала, – призналась Вика, – не знаю, как работать сегодня буду. У тебя, кстати, тоже видок не фонтан.

Надежда сегодня была бледнее, чем обычно. Во взгляде – волнение и тревога, а под глазами – глубокие черные тени.

– Леня внес предоплату, в пятницу на следующей неделе операция, – казала Надя. – Вик, он пьет по-черному и совсем ничего не ест. Ощущение, что ничего вокруг, кроме бутылки, не видит. Как еще мое имя вспоминает, не знаю. Я так устала, не могу больше с ним рядом находиться.

Девушки прошли по перрону и, через арку вышли в город. Вика сняла рюкзак с плеч, чтобы не задевать им спешащих куда-то людей.

– Не знаю, что сказать. Ему, наверное, очень тяжело, – ответила Вика.

– Мне тоже трудно, но я держу себя в руках. Ради дочери.

Вечером после работы Виктория еле доехала до дома. В квартире было пусто – Дмитрий Владимирович уже уехал. Она набрала номер отца, не дозвонилась и отключила мобильный. Потом без сил прямо в одежде плюхнулась на диван и проспала до самого утра. Следующие дни прошли как в тумане. Из разговора с отцом она узнала, что маме будут делать операцию в тот же день, что и Серафиме. Дмитрий Владимирович уверял ее, что прогнозы врачей весьма оптимистичные, что мама в хорошем настроении и хочет вернуться домой.

– Почему она сама мне не звонит, пап? – иногда спрашивала Виктория.

– Ты разве не понимаешь, ребенок? Она боится тебя расстроить или напугать.

На это Виктория не знала, что ответить, возможно, потому что уже была и расстроена, и напугана.

Вика стала беспокойнее спать. Мысли о Тимуре отступили на задний план. Он пытался звонить, но Виктория не брала трубку. Он писал сообщения, она их не открывала. Тимур один раз даже приехал к ней домой – Вика видела его машину из окна. Дверь ему она не открыла.

В пятницу с раннего утра Виктория, Надежда и Леонид устроились на неудобном диванчике в больничном коридоре. В реанимацию ни Надежду, ни Леонида, конечно, не пустили.

– Дочь увидите, когда закончим, – отрезал врач, – не волнуйтесь и меня не дергайте, мне еще оперировать!

Надежда судорожно сжимала Викину руку, покачиваясь из стороны в сторону. Леонид отсел от девушек на соседнюю кушетку и молча смотрел в одну точку. Если бы от него не пахло застарелым перегаром и крепким табаком, Платонова можно было бы принять за мраморную статую. Вика старалась не думать, что в это же самое время операцию делают и ее маме. Когда тишина сделалась болезненно-острой, и молчать не было сил, она пошевелила рукой, ослабляя крепкий захват держащей ее руки, и сказала:

– Надя, она поправится. Все будет хорошо, слышишь?

Женщина кивнула, глядя куда-то в одну точку. По ее щекам медленно скатились две крупные слезы. И вдруг она заговорила.

– Ты знаешь, я раньше постоянно жаловалась, что с Серафимой у меня связаны руки. Я злилась, что у меня не хватает времени ни на себя, ни на мужа, ни на подруг. Она же меня постоянно дергала, я не могла ни в туалет спокойно сходить, ни поесть. Теперь у меня времени вагон. Что хочешь, то и делай – убирайся или готовь, гуляй или сиди дома. Хочешь на маникюр, хочешь в парикмахерскую или с подругами встречайся. Сейчас я могу даже телевизор посмотреть. И если я включу новости, то смогу услышать все, что скажет диктор. Но, парадокс в том, что я этого уже не хочу. Пусть только моя дочь вернется ко мне живой и здоровой, пусть она дергает меня постоянно и не дает ничего делать. Только б она жила.

– Надя, – Вика обняла Надежду за плечи, – она поправится, вот увидишь.

– Если бы ты знала, как мне страшно сейчас. Какая она проснется? Узнает меня? И проснется вообще?

Леонид резко вскочил, так что женщины, сидевшие на соседнем диване, вздрогнули и подошел к ним вплотную. Вике показалось, что он сейчас либо заорет на Надежду, либо ударит ее. Но он плюхнулся на пол с глухим стуком, обнял жену и заплакал, уткнувшись в ее колени.

Вике никогда не приходилось наблюдать ничего подобного, она растерялась и не знала, как себя вести. Мужчина плакал глухо и бессильно. Он не всхлипывал, но и не сдерживал себя, шумно и часто выдыхая и что-то наговаривая Надиным коленям. Судя по лицу Надежды, она тоже не ожидала от мужа такого проявления чувств.

Вика деликатно отошла на несколько метров и встала около сестринского поста. Две молоденькие девочки в светло-голубых халатиках осуждающе посмотрели сначала на Надежду с Леонидом, а потом и на Викторию. Девушка отошла еще дальше, и, не зная, куда направить взгляд, стала смотреть на плакаты, развешенные на стенах. Затем Виктория отлепилась от стены и принялась оглядываться, пытаясь решить, что делать дальше. В конце коридора она заметила знакомый силуэт, но понять, кто это, не сумела. Тем временем Платонов встал с колен и уселся рядом с женой, которая одной рукой обнимала его, а другой гладила по голове.

Виктория вернулась на кушетку, села по другую сторону от Надежды и спросила:

– Как думаете, долго еще ждать?

– Неизвестно, – мрачно ответила Надежда, – слишком серьезная процедура, чтобы заранее планировать время.