Пути следования: Российские школьники о миграциях, эвакуациях и депортациях ХХ века

В Красноярске допросы проводились чаще, арестованного выводили ночью, заталкивали в «воронок» и везли в здание Управления внутренних дел. Его пытали на допросах, обливали холодной водой, сажали в карцер, иногда подолгу не давали есть или оставляли без воды.

То, что выжил, он воспринимал после как чудо. В «Деле…» видно по подписи в протоколах, как дрожала его рука. Он говорил на суде: «Меня били», это было даже занесено в протокол судебного заседания. Но ни шантажом, ни угрозами его не заставили признать вину – не было в его действиях ничего предосудительного, единственная его «вина» состояла в том, что он жил в такое время, когда не было свободы.

Уже 20 ноября, всего через два месяца после ареста, следователь Шадрин соорудил обвинительное заключение и отправил дело в суд. В постановлении о предъявлении обвинения говорится, что Такаев, «будучи враждебно настроенным к существующему государственному строю в СССР, встал на путь систематической антисоветской агитации среди спецпереселенцев-калмыков, высказывая при этом националистические измышления по адресу мероприятий партии и Советского правительства по отношению калмыков, тем самым разжигал ненависть калмыков к русскому народу», а также «сочинил песню контрреволюционного националистического характера, выражал в песне недовольство переселением, а затем, по прибытии на место поселения в Ужурский район Красноярского края, закончил сочинение песни, в которой высказывает клевету на трудовое устройство калмыков, на материальные условия их жизни…». Выходит, даже если условия жизни были скотскими, никто не имел права не то что высказывать свое мнение, но и иметь его.

Текст постановления о предъявлении обвинения полностью повторяет текст постановления на арест. Никто особенно не разбирался в деле и не старался предоставить веские доказательства вины обвиняемого. Обвинение Дагану Бараевичу было предъявлено по статье 58–10 ч. 2 – антисоветская и контрреволюционная пропаганда и агитация во время войны, изготовление и распространение литературы того же содержания, те же действия с использованием религиозных или национальных предрассудков масс.

4 марта 1947 года состоялся судебный процесс над Даганом Бараевичем. Выездная сессия Красноярского краевого суда прошла в поселке Ужур, там, где жили все свидетели обвинения. Суд «в составе председательствующего Можарова, народных заседателей Поповой и Молоковой, с участием прокурора Столярова и защитника Мальцева рассмотрел в закрытом судебном заседании дело по обвинению Такаева».

Его обвинили в том, что он в своей песне «контрреволюционного националистического характера» «клеветал на русский народ в СССР».

Кстати, только в одном месте в песне встречается слово «русские»: «Дорогая калмыкская степь осталась ты для русских [русской стала ты]». Русский народ не упоминается в стихотворении в качестве угнетателя калмыцкого народа, и нет слов, что именно русские люди выселили калмыков с родной земли. Даже «с волчьим взглядом солдаты НКВД» ассоциируются в стихотворении не с русским народом, а с йосн – властью.

Жизнь при русских царях при всей тогдашней малограмотности и отсталости калмыков казалась им лучше и спокойней по сравнению с их нынешней жизнью. К моменту депортации часть кочевников-скотоводов уже погибла от голода во время коллективизации, когда у них истребили весь скот, чтобы «перевести на оседлый образ жизни», иначе кочевников трудно было держать под контролем. Часть населения ушла с «белыми» за границу, много калмыков погибло на войне. В первые годы ссылки в Сибирь умерло до 40 % оставшегося населения. И это – результат всего лишь двадцати лет пребывания большевиков у власти. Так появилась ностальгия по царю и «контрреволюционные» слова песни: