— В лапидарий! Ждите на улице, пока я дам телеграмму Фаркашу, что мы задерживаемся, — и швырнул на стол рюкзак. Я поневоле вздрогнул, так как знал, что в рюкзаке есть по меньшей мере два бьющихся предмета: бинокль и фотоаппарат. Выйдя, поеживаясь от свежего утреннего ветерка, я увидел перед подъездом «Партизана» старинную автокарету «скорой помощи» с большими красными крестами на боках. Никого, однако, туда не вносили и никто оттуда не выходил. Сидевший за рулем парень с огромной курчавой шевелюрой только дружелюбно мне улыбнулся.
— Интересно, за кем приехала эта «скорая помощь»? — спросил я Помониса.
— Как за кем? — возмутился он. — Конечно, за нами, — и потянул меня к машине.
— Подождите, — упирался я, — одному из нас действительно, видимо, нужна «скорая помощь», но вряд ли он об этом подозревает.
— Она нужна нам обоим, милосердные боги! — заревел Помонис. — Это машина доктора Фаркаша. Он же не только археолог, но и врач.
Когда мы уселись и шофер, повинуясь указанию Помониса, часто и без всякой надобности включая сирену, помчался к музею, я спросил:
— Кем же доктор Фаркаш был сначала?
— Сначала был врачом. Его несколько раз приглашали для антропологических экспертиз на раскопки, а потом некоторые обстоятельства сделали и его самого археологом.
— Догадываюсь, что это за некоторые обстоятельства, — проворчал я и уставился на Помониса, все еще немного сердясь за насилие, примененное им при посадке в машину. Он, однако, и ухом не повел.
В лапидарии Помонис, как и я недавно, заметался от одного саркофага к другому.
— Подобные я видел только в Альгамбре в соборе, когда был в Испании, — восклицал он отрывисто.
Однако вскоре он бросил это занятие и умчался куда-то на своей «скорой», пугавшей редких утренних прохожих завываниями сирены, но перед отъездом успел о чем-то перемолвиться с Василе. Лапидарий стали заполнять археологи из музея и какие-то молодые парни — студенты исторического факультета местного университета, как они мне объяснили. Вскоре вернулся и Помонис. По его команде ребята вкатили в зал несколько гладко отесанных бревнышек, и все мы стали освобождать проходы между залами, где находились саркофаги. Помонис распоряжался как у себя дома в приморском городе, где он сам был директором знаменитого музея, им же и построенного. Впрочем, он, по-моему, в любой точке земного шара чувствовал бы себя как дома. Все же я, улыбаясь, спросил вполголоса у Василе:
— Вы хорошо знаете профессора Помониса?
Василе ответил очень серьезно:
— Все археологи страны знают и уважают профессора Помониса. Кроме того, вы живете в отеле его имени.
— Да нет же, — ответил я, — я живу в отеле «Партизан».
— Это и есть отель его имени, — упрямо повторил Василе. — Во время войны он сражался против фашистов в партизанском отряде в наших горах.
Но вот проходы освобождены, саркофаг молодой женщины не без труда втащили на подставленные бревнышки и медленно подкатили к саркофагу юноши. Поставили рядом с ним. Помонис попросил всех, кроме меня, уйти, поблагодарив за помощь. Студенты и археологи с явной неохотой, но беспрекословно подчинились.
Оставшись вдвоем, мы некоторое время молча рассматривали саркофаги, после чего Помонис спросил меня:
— Ну, что вы можете о них сказать?
С некоторым недоумением я повторил то, что уже говорил ему в отеле: о единстве стиля, датировке и т. д.
Помонис негодующе фыркнул и проворчал:
— Вы разучились смотреть. То есть вы сделали несколько правильных наблюдений, но не довели их до точных выводов. Слушайте! — с некоторой театральной торжественностью сказал он. — Вы заметили, что в технике резьбы этих саркофагов есть много общего, но имеются и различия. Однако вы ошибочно посчитали, что оба саркофага делал один мастер. Их делали разные мастера, хотя и принадлежавшие к одной школе.
— Почему вы в этом уверены? — с вызовом спросил я.
— Да вглядитесь: на саркофаге юноши все детали, и фигуры, и обрамления выполнены очень тщательно, все проработано до мельчайших подробностей. У того, кто создавал этот саркофаг, был огромный опыт и много времени для работы. А вот саркофаг женщины сделан совсем по-другому. Виртуозно, вдохновенно, но без деталировки. Тщательно отработано только лицо и руки молодой женщины. Но, например, орнамент на стенках выполнен не то чтобы небрежно, но наспех. Вот — посмотрите — этот завиток не получился — откололся кусочек мрамора. Но художник не стал углублять изображение, чтобы исправить, он просто загладил это место. Да и все растения сделаны широкими полосами. Художник спешил, очень спешил. Стили обоих саркофагов похожи, но их делали разные мастера и в разных условиях, хотя принадлежали они к одной школе, творили в одно и то же время и были тесно связаны между собой, может быть — не только творчеством.
Ну а теперь посмотрите снова на саркофаг юноши. Вот вы сказали, что возле него рядом с мечом лежит кинжал и что этот кинжал какой-то необычной формы. А вы уверены в том, что это кинжал?
— Ну а что это по-вашему? — с недоумением спросил я.