Пути волхвов

Я с силой сжал ногу, то место, где вошёл вражий нож. Сморщился: болело, если сильно давить, но мясо зарастало на дармовых харчах, а бегать я пока не собирался. Смогу, значит, встать и пройтись. Девкино немногословие возбуждало во мне воистину мальчишеское любопытство: неужто и впрямь скоро увижу сказочного скоморошьего князя? Неужто тайну его узнаю? Найду, поговорю, и если хоть по обрывку разговора, хоть по выражению лица пойму, что всё же он с Истодом в сговоре и в Мори виновен, то без раздумий всажу нож ему в шею, и пусть меня потом топят в Русальем, колесуют или сжигают заживо – буду только улыбаться, зная, что умираю не напрасно.

– Не мямли, – попросил я девку. Залпом допил жижу со дна и вернул ей миску. – Хочу с князем говорить. Как найти?

Она потянула миску на себя, а я не отпускал, прямо в глаза ей заглядывал. Красивая. Ладная, стройная, светловолосая, грудь аккуратная, как у Игнеды, только чешуйки на коже внушали что-то, отдалённо напоминавшее омерзение. Будто на прокажённую смотришь.

– Трегор прячет лицо, – наконец ответила меченая. – Носит плащ, маску и перчатки. Ни кусочка кожи не разглядишь. Так и найдёшь. Он на два дня уезжал, а вчера из города приехал.

– И часто он отлучается?

– Часто. Смотрит, какие кругом дела творятся. И заботится о тех ватагах, что устраивают гульбища и не спешат пока сюда, домой. Наш князь лучше твоего. Наш не сделал бы то, что сделал твой.

Она кивнула на мои руки. Я и сам не заметил, как сползли рукава, оголяя шрамы от ожогов. Пусть смотрит, что ж. В эту минуту мы стали вроде бы как ровня: она – с чешуинами, я – с ожогами.

– Благодарю, – сказал я и отпустил миску.

Девка сжалась комком, когда Рудо встал вслед за мной.

– Не бойся. Не тронет, – хмыкнул я и шагнул за занавес.

Наверное, я походил на пьяного, когда прошёл большими шагами через весь шатёр с обедающими мечеными, – пошатывался от слабости и выглядел, несомненно, как бродяга, борющийся с лихорадкой. Впрочем, таким я и был.

Разговоры сразу стихли, все повернулись ко мне, и я ощутил себя так, словно попал в Смарагделеву чащу в разгар празднования пробуждения Золотого Отца, когда лешачата и лесавки принимают свои самые странные обличия. На меня смотрели меховые, пернатые, чешуйчатые, рогатые, клыкастые, пёстрые, сверкающие даже – как в хмельном бредовом сне. Я не останавливался, иначе выглядел бы ещё более бестолково. Мельком я заметил, что за столом у скоморохов не водилось вроде бы никакого местничества – сидели как попало, старые с молодыми, мужики с девками, старики с детьми. И князя оттого я не сразу приметил: искал во главе стола, а нашёл где-то между старухой, которая приносила мне снадобья, и страшной девчонкой с совиной головой.

Я нарочно прошёл так, чтобы меня все заметили, и в особенности он. Прошёл через весь шатёр и вышел наружу. Сел у костра, закапанного заячьим жиром, сложил руки на коленях и приготовился ждать. Рудо побежал к озеру, довольный, что мы с ним вышли на волю, а я прикрикнул, чтобы остерегался местных нечистецей.

Любой князь должен выйти к гостю, которого согласился принять. Не выйти ко мне после того, как я бесцеремонно обратил на себя внимание всего пиршества, он просто не мог.

Верно всё рассчитал. Не прошло и двух минут, как он вышел из шатра. Чуднее, чем все его подданные. Закрытый так, будто воздух, коснувшись кожи, мог бы тут же отравить его. В Мостках, я слышал, невесты в день свадьбы прятали тела и лица под тонкими тканями, закутывались в десятки слоёв, как капустные кочаны, чтобы жениху занятнее было их раздевать. Так и князь скомороший закутан был: и в плащ, и в маску, и в перчатки. На миг я подумал даже: а вдруг он тоже баба? Но нет, по развороту плеч и по походке ясно было: мужчина. Он подошёл ко мне, но присаживаться не стал. Встал, скрестил руки и произнёс хмуро:

– Мои порядки никто не нарушает. И тебе не позволю. Ребячеств не стерплю. Взрослый бородатый мужик, а ведёшь себя, как молокосос. Под твою дудку не пляшу, так и знай. А ты под мою попляшешь. Для разговоров одно время – вечер. Если нужен, найдёшь меня у костра, но не у этого.

Сказал и вернулся обратно в шатёр, оставил меня сидеть посрамлённым. Я хохотнул. Право же, давно меня так на место не ставили. С первого разговора этот скомороший князь начал мне нравиться. Я нащупал под рубашкой нож, который незаметно сунул за пояс перед выходом. Узнаю скоро, придётся ли пустить его в дело.

* * *

Во вторую нашу встречу скомороший князь снова убедил меня, что стоит его уважать: подкрался ко мне так искусно, что я не замечал его приближения до тех самых пор, пока он не опустился на бревно напротив меня. Я снова сидел у костра: не знал, когда именно он придёт, и решил заранее приготовиться, заодно и воздухом подышать. Нож снова был при мне.