Пути восхождения

«Великий Мастер, простите, что потревожил Вас, но когда раскаляется сердце, то душа, доселе молчавшая, вырывается наружу. Всем сердцем отдался я изучению индийской философии, и она захватила мое сознание. Однако я европеец и не могу целиком отбросить европейскую культуру, ощущая необходимость найти и в ней что-то положительное.

Среди грубости и жестокости нашего мира начинают ныне звучать пророческие голоса тех, кто видит и понимает. Однако чаще всего они вызывают лишь еще больше ненависти и разрушения. Да, много темного в мире, но человек не может только ненавидеть, он нуждается в опоре, в твердых знаниях, нуждается в понимании смысла жизни. Лев Толстой был одним из немногих, кто провозгласил победу над хаосом; надо лишь пожелать, и «царство небесное» будет на земле. Но как это осуществить? Как этого достичь, если врожденная грубость тысячелетий гнетет нас, наполняя наши жилы и отравляя нашу кровь? Как хотел бы я стать более совершенным, не поддаваясь волнам этого великого океана жизни, что бросают меня ежечасно на скалы! Я борюсь со своими инстинктами, ищу свое истинное «я» и жажду познания; читал Вашу книгу «Садхана» и ощутил просветление от космической мощи и великой надежды, которую она несет. Первым моим побуждением было понять свою жизнь в свете этой абсолютной радости, и я твердо пытался следовать этому, но потом что-то сломилось во мне — ведь собратья мои живут совсем иной жизнью, им обычно недоступны солнечная мощь и сияние. Большинство из окружающих и не могут жить иначе. Потому простите меня, великий Мастер, что ничего не смог с собой поделать, кроме как обратиться к Вам с этим жгучим вопросом: что может приблизить человека к истине, если в нем самом нет ни малейшего стремления к этому? Пусть бы таких людей было немного, но ведь их большинство! И если кто-то произносит все же слово «человечество», то сам он не живет этим приобретенным знанием, но идет протоптанной тропой тысячелетий. Уничтожить — легче всего, даже очень большое зло; поучать — тоже легко, даже самым возвышенным заповедям. Но как вдохновить людей? Как создать нового человека? Как зажечь в нем огонь красоты и жажду знания, что соединило бы его со всем миром?..

По национальности я латыш и, как таковой, чувствую на себе ярмо больших наций. Однако я знаю, что и мои собратья в такой ситуации были бы не лучше. Где же найти корень, ось европейской культуры, ее дух? Как преобразить ее и создать заново? Как научить Европу мыслить, чувствовать, жить и верить в совершенство?..

С уважением —

Р. Рудзитис».

(Из дневника Р. Рудзитиса. Вечер, 27 июня 1921 г.)

«Сегодня я испытал одно из самых сильных переживаний в моей жизни. Быть может, что-то похожее было и вчера, на берегу моря, когда писал рассказ «Пробуждение Брамы». Да, я осмелился обратиться со своим криком боли к самому благородному из величайших мира сего. Лев Толстой запутал мой душевный узел еще туже, и я надеялся, что Тагор будет тем, кто его распутает. И вот сегодня утром меня, вернувшегося со взморья в Ригу, ожидало это незабываемое письмо. Конечно, в нескольких словах нельзя было ответить на вопросы, поставленные мною, ведь были затронуты глобальные проблемы, которые нужно было бы совместно обсудить и исследовать. Потому и письмо такое короткое, и все же оно полно жизни и так дорого мне. Вот что он ответил мне по-английски:

«Вена, 17 июня 1921 г.

Дорогой Сэр,

Все, что я могу сделать вдали от Вас, — это написать несколько этих слов, в надежде, что Ваши духовные устремления в итоге поборют все внутренние и внешние трудности. Излишне напоминать, что все проявления истины всегда нуждаются в препятствиях, — великие скульптурные произведения делаются не из воска, а из камня. Люди — художники жизни, и дух человека сотворяет из вещества, инертного и невыявленного в нем, свой мир идеалов.

Рабиндранат Тагор».

Да, Тагор не ответил прямо на крик моей души, но все же он указал путь, по которому идти. На пути правды всегда бывают препятствия и противодействующие силы, но человек может, совершенствуясь, победить и приобрести свободу. Сегодня утром я горячо поклялся, улыбаясь лучам солнца, — поклялся всего себя отдать идее, высшему порыву…»