Если считать, что Обама хочет вести Америку по неверному пути, который станет неизменным, то на все его инициативы начинаешь смотреть под негативным углом — хотите ли вы помогать этому опасному президенту, который никак не заинтересован в диалоге с оппозицией? Такой подход к двухпартийности неизбежно порождает контрреакцию, которая распространяется на внешнюю политику. Отношения с Россией могут попасть в опасную полосу. Билл Клинтон после выборов в Конгресс 1994 года, когда демократы потеряли большинство, резко изменил курс и сказал, что время «большого правительства» прошло. Он стал ориентироваться по многим важным экономическим вопросам на договоренности с республиканцами. Если Обама поступит, как Клинтон, думаю, двухпартийность во внешней политике удастся поддерживать.
— В принципе возможности есть. Это в интересах двух держав. Я искренне убежден, что администрация президента США не видит ПРО как систему, направленную против России. Я много разговаривал по этому поводу с высокопоставленными представителями Пентагона и рядовыми чиновниками Минобороны и ни разу ни от кого не слышал, что это делается против России. Специалисты вне администрации также в один голос говорят, что против России ПРО не направлена. Конечно, когда что-то строишь и международная обстановка меняется так, что партнер становится противником, начинаешь применяться к новым угрозам. Но пока таких намерений у США нет. С другой стороны, Россия находится в регионе, где она может быть очень полезна как партнер при создании ПРО. Мне кажется, что есть достаточно возможностей, чтобы сделать ПРО каналом партнерства, а не очагом разжигания противоречий. На эти вещи нужно смотреть максимально конкретно: какие угрозы существуют, какие системы и где можно построить для их отражения и что можно сделать, чтобы никто не считал, что это делается против него.
— Во-первых, Соглашение 123 (по мирному атому) — это непрямая, но очевидная компенсация за экономические потери России в результате отказа Москвы поставлять Ирану комплексы С-300. Во-вторых, Россия пытается присоединиться к Всемирной торговой организации. Опять-таки никто прямо не говорит: пусть Москва поддержит нас по Ирану, а мы поможем ей вступить в ВТО. Но все понимают, что если Россия идет на рискованные варианты с Ираном, то важно, чтобы российское руководство и общество видели, что это делается в контексте партнерских отношений с США. Вступление в ВТО — очень важный компонент процесса. Я не очень уверен, что могут сделать США, чтобы помочь России по иннограду Сколково и превращению столицы в международный финансовый центр, но готовность со стороны администрации Обамы в рамках ее ограниченных возможностей идти навстречу тоже есть.
Надо понимать, что для США — правильно или неправильно — проблема Ирана стала чуть ли не апокалипсической. Есть люди, которые считают, что иранская угроза преувеличивается, а диалог с Тегераном мог бы привести к лучшим результатам, но это не подход администрации и не подход Конгресса. Администрация считает, что Иран — это вызов США № 1. Она между молотом и наковальней: с одной стороны, создание иранского ядерного оружия было бы для нее большим политическим и стратегическим поражением. С другой стороны, израильская атака против Ирана могла бы иметь для США тяжелые последствия. Администрация Обамы поглощена темой Ирана и ставит ее во главу угла, строя отношения со всеми другими странами. Когда другие державы ведут себя как партнеры, разумные люди в администрации и Конгрессе готовы идти этим странам навстречу.