Я думаю, что мессианские мотивы действительно стали ведущей силой американской внешней политики при Клинтоне. Причем я виню не столько Клинтона, сколько новые настроения в обеих политических партиях Соединенных Штатов после распада Советского Союза, когда вдруг неожиданно стало ясно, что Америка стала единственной сверхдержавой, и когда казалось, что Америка может, что называется, «ходить по воде, не сильно замочив ноги», не расплачиваясь за это удовольствие большими деньгами и тем более большой кровью.
Мне кажется, что сейчас, после иракского кризиса, по этим мессианским настроениям нанесен существенный удар.
— Это очень интересный вопрос. Почему в Америке никто не смог предсказать, включая и меня, естественно, действия Горбачева и как далеко зайдет падение коммунизма, распад Советского Союза?
Причина простая. Еще в середине 70-х годов некоторые из нас, в том числе и я, начали говорить о том, что, когда в России придет к власти новое руководство, когда появятся новые люди, которые одновременно могут говорить и делать, неизбежно появится сильный реформаторский импульс, и в России начнутся большие перемены. Я в этом не сомневался, и я про это говорил и писал.
Но большинство из нас исходило из того, что на каком-то этапе эти реформы натолкнутся на объективную реальность. На ту объективную реальность, на которую натолкнулись реформы Александра Второго: невозможно уничтожать основные опоры империи, без того чтобы империя не рухнула.
И я всегда помню выражение Витте о том, что России после Петра Первого нет, а есть Российская империя. И разрушение российской империи — это уничтожение своего собственного государства.
Мне было очень трудно предположить, что такой человек, как Михаил Горбачев, который вырос в советской системе, который знал прекрасно правила игры внутри этой системы, потому что иначе он не оказался бы Генеральным секретарем и не сумел бы переиграть своих оппонентов, будет обладать уникальной куриной слепотой и не поймет, что, когда ты разрушаешь идеологию, когда ты разрушаешь партию, когда ты разрушаешь КГБ, ничего не построив взамен, и при этом еще отказываешься применять силу, ты неминуемо приведешь к тому, что все здание империи рухнет.
Я считал, что нужно было отпустить Балтийские республики. Я считал так по многим причинам. Если бы это было сделано быстро и безболезненно, то это могло бы сохранить Советский Союз. На Балтийские республики давили, но при этом ничего не были готовы сделать, и это создавало впечатление, с одной стороны, что режим сохраняет какие-то тоталитарные иллюзии, а с другой стороны, что это — слабак, неготовый провести черту на песке. Я хорошо знал тогда Ландсбергиса. Я познакомился с ним, когда он еще не был даже председателем сейма. Он произвел на меня очень сильное впечатление как человек стальной воли и большого прагматизма. И я помню мои разговоры с ним у себя дома, когда он мне говорил, что вот если бы Советский Союз был готов гарантировать Литве независимость в обозримой исторической перспективе, но именно гарантировать, то все остальные вопросы можно было бы разрешить. У него было только одно требование, в котором он не пошел бы на компромисс: Литва должна стать независимым государством. По поводу всего остального, включая пребывание российских баз на литовской территории и союзнические отношения между Литвой и Советским Союзом, он уверял меня, что у Литвы была бы очень большая гибкость.
И вот появляется Борис Николаевич Ельцин и начинает выдергивать Россию из Советского Союза. Я не знаю ни одного случая в истории, чтобы ведущая нация почувствовала себя жертвой в своей империи и стала разрушать ее своими собственными руками, причем без всякой на то исторической необходимости, без каких-либо национально-освободительных движений, которые бы делали это неизбежным.
Но, если уж вы решили уходить, договоритесь с теми, от кого вы уходите, как договаривались французы с Алжиром, как договаривались англичане с Индией. Чтобы так вот уйти и все абсолютно бросить — такого действительно в истории не было.