Путин, водка и казаки. Представления о России на Западе

Было трудно сказать родителям, что я уезжаю. У нас с отцом был очень серьезный разговор по этому поводу. Его всегда учили, что Советский Союз — это враг Америки, и он, конечно, придерживался этого убеждения. И тут его сын переезжает в Россию. Ему было трудно поменять свои взгляды, а мне — объяснить ему, почему я набил себе на плече советский пропагандистский плакат. Но когда я через год приехал в Америку, он сказал, что гордится мной, потому что я делаю то, о чем большинство людей только мечтает.

Все мои друзья говорят, что паспорт у меня американский, но душа русская. Что такое русская душа? Это когда ты видишь, как парочка в метро целуется так, будто бы сейчас займется сексом. В Америке мы себя так не ведем, у нас принято считаться с окружающими. А русские говорят то, что думают, и действуют так, как чувствуют. Это не всегда красиво, но в этом есть красота. Я не совсем понимаю, почему Америку называют Страной свободы, когда здесь ее гораздо больше. Конечно, государство старается ее ограничить, но пока частная жизнь с ним не пересекается, все хорошо.

Не знаю, сколько я еще здесь пробуду. Я люблю эту страну и хочу получить здесь как можно больше опыта. Последние три года я мечтаю о том, чтобы открыть свой бар. Если это случится, я вряд ли смогу уехать. Но одно знаю точно: я буду считать свою жизнь провалом, если однажды захочу вернуться в Америку.

Сотрудник бразильской компании Эллен Кристина Станиславская рассказала, почему бразильским детям не читают сказок, как Россия изменилась для нее за тринадцать лет и почему она до сих пор не может считать Петербург своим домом.

— Чему вас научила Россия?

— Я живу в России уже тринадцать лет, и, мне кажется, люди здесь постоянно находятся в состоянии летаргического сна. Любимая жизненная фраза русского человека: «Ну, подождите, не торопитесь, ведь все решается». Я работаю в бразильской компании, и с бразильской стороной мы часто общаемся по электронной почте. Если что‑то идет не так, я все чаще пишу им как настоящий русский человек, что надо успокоиться, подумать и рассмотреть возможные решения. В ответ получаю сообщения вроде «Эллен, ты сумасшедшая? Мы здесь уже с инфарктом падаем, а ты призываешь к спокойствию?». Но теперь мне действительно кажется, что не нужно суетиться. Пусть через полчаса или неделю, но правильное решение обязательно найдется. Это очень «русский» взгляд на ситуацию.

Легкая летаргия присутствует у русских и в быту. Это я заметила по своим русским друзьям и мужу. Когда мы с дочкой стоим, одетые и собранные, в коридоре, нервно переминаясь с ноги на ногу и поглядывая на часы, он неторопливо зашнуровывает ботинки, потом целую вечность надевает куртку и не видит никаких причин торопиться. При этом там, где терпение априори необходимо, у русских его почему‑то нет. Хорошо помню, как тринадцать лет назад на каждом углу стояли киоски с огромными очередями. И вот стою я однажды в этой очереди полчаса и, наконец, добираюсь до окошка, но тут же слышу яростный голос оттуда и слова: «У меня перерыв!». Я попыталась объяснить, что жду очень долго, но было бесполезно — женщина не желала меня слушать. Меня поразила ее форма общения, ведь можно было спокойно объяснить, что по закону ей положено пятнадцать минут отдыха, она хочет воспользоваться ими сейчас и поэтому киоск временно закрывается.

В то время Россия научила меня понимать, что жизнь может быть очень разной. Может быть, русские не видят колоссальных изменений, но я как человек со стороны могу сказать, что страна изменилась очень сильно. Когда я впервые приехала в Москву на год учебы, расплатиться кредитной картой можно было только в универсаме «Седьмой континент» и в «Охотном ряду». В Бразилии к 2000 году уже давно забыли, что такое носить деньги в кармане, — все ходили с кредитными картами, которыми расплачивались даже за жвачку в любом магазине. Та же ситуация была с интернетом, ноутбуками и сотовыми телефонами. Когда мне понадобился новый мобильный телефон, мне предложили только один вариант в виде маленького «филипса» белого цвета. Я тогда покривила носом — это же древняя модель! Но другого просто‑напросто не было.

— Что бы вы хотели перенести из своей страны в Санкт‑Петербург?